Гноссос прошел через все стерильное викторианское здание, открывая двери палат, влетая в приемные для амбулаторных больных, натыкаясь на пробирки с кровью и мочой, на ощупь находя дорогу. Неимоверное количество занудных проверок, бланков для заполнения, вопросов для ответов, и в конце, вполне возможно: к сожалению, молодой человек, врачи не позволяют мистеру Овусу принимать посетителей, вы можете подписать уверение в лояльности и прийти осенью.

Но все же он был встречен загадочной рыжей медсестрой на оранжевых шпильках. Оглядев его с ног до головы, она произнесла:

— Комната сто один. За мной, пожалуйста.

— А вы кто?

— Сестра Фасс. Сюда, пожалуйста, последняя дверь налево. Алонзо вас ждет.

Она пошла вперед, покачивая задом, рост почти шесть футов. Отперла дверь четырехдюймовым ключом, кивнула и пропустила его вперед.

Овус в младенчески-голубой пижаме полусидел на огромной кровати. На лацканах — беленький кантик. За то время, пока они не виделись, он, кажется, растолстел и даже укоротился; пухлые детские пальчики, аккуратно обработанные лунки ногтей, свежая эспаньолка. Внимание полностью поглощено колодой игральных карт. Овус увлеченно вытаскивал из нее королей и тузов. Не глядя на вошедшего, сделал знак рукой, как бы требуя тишины, пока он не доберется до последней карты. Пауза дала Гноссосу возможность рассмотреть на прикроватной тумбочке запертый на замок телефон. На шее Овуса висела платиновая цепочка с ключом.

Кгхм. Совиные глаза моргнули.

— Паппадопулис, так-так! — И еще раз моргнули. — Я уж и не чаял. Ты застал меня in extremis[14]и несколько en deshabille[15].

— Белки его глаз были мутно-желтыми, а не белыми. Выражение озабоченной напряженности на лице сменилось снисходительным интересом.

— Привет, Овус. Давно не виделись, приятель.

— Chacun a son got[16]. Тебе передали от меня привет?

— Янгблад позвонил в семь утра, старина. Сказал, что ты хочешь на меня посмотреть перед смертью, что-то вроде.

— Великолепный парень, Янгблад. Идеальный particeps criminis[17], я бы сказал. — Роговая оправа сползла на самый кончик миниатюрного носика, пальцы продолжают пересчитывать карты. — Давай в покер, на пять карт?

Гноссос покачал головой и похлопал по рюкзаку, в котором слабо звякнули остатки серебряных долларов.

— Ты сказал Хеффу, что я замерз, старик, — откуда ты узнал?

— А, obiter dictum то здесь, то там. Как она, кстати?

— Кто?

— Твоя муза из Рэдклиффа.

Гноссос на секунду задумался.

— Obiter dictum[18], хрена лысого.

— Sotto voce, Гноссос, sotto voce[19]. Тут есть две санитарки, они слишком подозрительны.

— Их можно понять. — Переворачивая карту — пиковая дама — и засовывая ее обратно в колоду. — Как твои кости?

— Пролежни, Гноссос. Ты не поверишь. Иногда я думаю, стоит ли оно того. И посмотри на мои глаза.

— Желтуха?

— Убедительно, правда? Так все и думали ab initio[20].

— Так что же у тебя?

— Маловероятно. Вообще все заболевание крайне маловероятно. Кстати говоря, я слышал, у тебя роман.

— Господи боже, Овус.

— Лучше всего взывать к Венере. Афродите, в твоем случае. Клея ее фамилия? Христина Клея?

— Кристин Макклеод. И что значит «убедительно»? У тебя разве не желтуха?

— У меня ее никогда и не было, старина. Даже моно не было. Вообще ничего не было, пока я не подхватил от Иэна триппер.

— Триппер? Кто такой Иэн?

— Конечно, я подхватил его не от Иэна, но сказал, что от него. Он здесь оперировал простаты. Неплохой парень, кажется, канадец. У нас была одна ванная на двоих, пока меня не поселили отдельно, так вот.

— Так у тебя нет триппера?

— Увы, есть. Меня им наградила сестра Фасс вот на этом надувном матрасе. Бог знает, где она его добыла. Возможно, от тебя. Большое дело, noblesse oblige[21], сестра Фасс. Очень au fait[22]. Умеет работать с адресографом и вообще много чего умеет. Это не ты наградил ее триппером — а, Гноссос?

— Ты просто свихнулся на интригах, что ты мелешь? И почему у тебя желтые глаза?

— Ты ведь знаешь Розенблюма, правда? Великолепный парень. Особый тип agent provocateur[23]. Он химик, крайне полезная специальность, готовит уникальную инертную охру, которой я вынужден пользоваться.

Гноссос осторожно смерил его взглядом. Затем медленно прошелся по комнате, касаясь мимоходом разных конторских штучек и словно удостоверяясь в их присутствии: взвесил на руке блокноты, послушал зуммеры незапертых телефонов, ткнул пробельную клавишу машинки. Овус наблюдал за ним со снисходительной улыбкой на бледных губах — при этом он перекладывал на розовом шелковом одеяле карты, выбирая из колоды королей и тузов. В конце концов, прочитав полдюжины имен на табличках адресографа, Гноссос остановился.

— Хорошо, старик, что дальше?

— Смотря что ты имеешь в виду, Папс?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Вся эта дерьмовая канцелярия, персональная палата, ты совершенно здоров, при этом весь чертов кампус уверен, что вот-вот помрешь от гепатита или чего там еще.

— Ты ко мне несправедлив, Папс. Я, как уже сказал, in extremis. У меня триппер. Это очень неприятно. Кап-кап-кап.

— Для триппера есть пенициллин. Я хочу знать, что дальше.

— На афинский триппер пенициллин не действует. Нужно пробовать один из мицинов.

— Так попробуй. Зачем тебе столько телефонов?

— Доктора предлагают ауреомицин, но вдруг он меня вылечит, а этого мы себе позволить не можем. Слишком большой риск. Я здесь в безопасности, Гноссос. Мы все здесь в безопасности. Хочешь выпить? «Метакса», лед, долька лимона, чуточку «ангостуры»? — Овус перевернул бубновый туз, наклонился к интеркому и щелкнул выключателем: