— А Валерия красивая? — задала неожиданный вопрос Клюквина.

— Валерка-то? — встрепенулась Наталья. — Щас, погодите…

Она снова скрылась в коридоре. На этот раз хозяйка принесла фотокарточку:

— Вот смотрите.

На снимке улыбалась легкоузнаваемая Наталья с неизменными косичками. Рядом стояла удивительно красивая девушка с шикарной гривой огненно-рыжих волос. Перед девушками на корточках сидел какой-то заморыш с прической «а-ля Эйнштейн» и очками «Привет от Берии». Снимок был сделан этим летом, о чем говорили цифры в углу карточки, и, по-моему, на Поклонной горе. Ни рыжеволосая красавица, ни заморыш не улыбались, а серьезно смотрели в объектив.

— Это и есть Валерка? — ткнула пальцем в рыжую Клавка. — А что это за пигмей?

— Это не пигмей. Это Боря.

— Боря?! — не поверила я. — Тот самый Боря, которого так любит Лера? Не может быть!

У меня, честно говоря, не укладывалось в голове, как такая эффектная женщина могла предпочесть подобного, как справедливо заметила Клавдия, пигмея красавцу Николаю?!

— Да-а уж. Пути господни неисповедимы, — философски изрекла Клюквина. — Прямо-таки красавица и чудовище.

— Да не… Борька, вообще-то, нормальный, это просто на фотографии так получился. А как вам Лерка? Красивая?

Я согласно кивнула. Девушка на самом деле завораживала и притягивала взгляд.

— Что ж, — Клавдия поднялась, — спасибо за чай, за рассказ. Нам, пожалуй, пора.

— На разборки поедете? Советую с утра, потому что сейчас вызовов много, только время зря потеряете.

Мы пробрались к выходу теми же партизанскими тропами. Уже на пороге я не удержалась и задала давно волновавший меня вопрос:

— Наташ, а почему ты так не любишь Валерию?

— А что я, мать Тереза, чтобы всех любить? — неожиданно обозлилась девица. — Лерка использует всех, кого только может. Еще можно понять, если бы для себя старалась, а то ведь все для Бореньки. Кольку жалко!

— А что с ним? — быстро спросила Клавка.

— Страдает парень. Он любит Лерку, и она этим пользуется… Так что, подруга, — обратилась ко мне Наталья, — рано ты его в женихи записала. Думаю, это он от отчаяния с тобой связался.

— Наверное, — печально вздохнула я. — А давно Колька к Валерии приходил последний раз?

— Ой, давно уж. Недели две назад, наверное. Я еще у Лерки спрашивала: мол, чего это твоего поклонника не видно. А она грубо так ответила: «Не твое дело». А что, он всерьез к тебе переметнулся? Видать, ненадолго, раз вы здесь.

«Не твое дело», — мысленно ответила я так же, как и Валерия.

Уже на улице Клавка поделилась со мной впечатлениями от встречи с Натальей:

— Неприятная девица.

— Согласна. Знаешь, Клава, я думаю, что она завидует Валерии и тайно влюблена…

— В кого, в Лерку? — уточнила Клюквина..

— При чем здесь Лерка? — я поморщилась. — В кого-нибудь из ее поклонников. Их у нее целый табун.

— Тайно влюблена?

— Угу, тайно…

— Ох, и любишь ты, Афоня, все таинственное. Прямо-таки подросток-переросток. И когда только повзрослеешь?

Я обиженно надулась и решила объявить сестрице бойкот на ближайшие пять минут. Вспомнив фотографию Валерии, я погрузилась в философские размышления. И почему так устроена жизнь? Казалось бы, чем Коля Лерке не пара? Оба высокие, красивые, стройные… Так ведь нет, выбрала себе какого-то ботаника-недомерка. Ладно бы еще человек хороший был, а то ведь игрок! Я допускаю мысль, что Наталья в силу известных причин могла и преувеличить кое-что. в своем рассказе. Полную ясность может нам дать только личная беседа с Валерией.

— Ну что? — прервала мои размышления Клавдия.

— А куда ж еще? К Сашке все равно не попадем, а к Валерке на подстанцию поедем завтра с утра. Правда, меня немного беспокоит запертый в ванной Иван… Как, интересно, Сашка на него среагирует?

— Обойдется как-нибудь, — беспечно отмахнулась Клюквина.

Лично я в этом сильно сомневалась. Мое шестое чувство упорно твердило, что подобный поступок просто так нам с рук не сойдет.

Возле дома нас поджидал сюрприз в виде долговязого Проши. Он был при параде: в дорогом костюме с лужниковского рынка, в новых очках и с уже оформившимся бланшем под глазом. Распахнутая куртка являла миру яркий галстук цыплячьей расцветки. В руках Проша сжимал по букету хиленьких гвоздик.

— Где-то я его уже видела… — задумчиво пробормотала Клюквина.

Ответить я не успела. Прохор, завидев нас, сверкнул очками и устремился навстречу.

— Здравствуйте, Афанасия, здравствуйте, Клавдия, — торжественно произнес он, вручая цветы.

— Спасибо, конечно. А ты кто? — напрямик спросила Клавка. Судя по всему, последствия посещения Ефима она помнила лишь эпизодами.

Прохор растерянно захлопал здоровым глазом, а я коротко рассказала сестре обстоятельства знакомства с ним. Клавдия нахмурилась и не слишком любезно поинтересовалась:

— И чего ты приперся?

— Кхм… Я уже сообщал Афанасии, что имею кое-какое отношение к искусству. Если быть совсем точным, я являюсь совладельцем арт-галереи «Блюз»…

Прохор сделал многозначительную паузу, ожидая от нас какой-нибудь реакции. Мы с Клюквой — люди, далекие от высокого искусства. Не то чтобы мы совсем в нем не разбираемся: несколько раз даже выбирались в Третьяковку и на выставку в ЦДХ. Причем от выставки у меня остались воспоминания лишь о длиннющей очереди за билетами, жутком холоде и невыносимом желании сходить в туалет. Сама экспозиция как-то стерлась из памяти. В общем, сообщение Прохора о месте работы впечатления на нас не произвело. Однако это странно! Если вспомнить, где и как я познакомилась с Прошей и приплюсовать сюда его одежку от рыночного кутюр, то возникает вопрос: а не засланный ли казачок? По моим представлениям, совладельцы чего-нибудь (банка, нефтяной компании или арт-галереи) выглядят как-то иначе. И уж, во всяком случае, фонари под глазом не носят! Поэтому я насторожилась и подозрительно сощурилась.

— Короче, Склихосовский! — поторопила Клавдия Прохора.

— Я хочу купить у вас обе картины! — выпалил он на одном дыхании.

Недовольство Клюквиной как ветром сдуло. Она широко улыбнулась и торжествующе посмотрела в мою сторону. А я, обрадовавшись случаю избавиться от Фиминой мазни, воскликнула:

— Да забирай бесплатно! Мы будем только рады изб…

Клавка отвесила мне увесистый подзатыльник, и я заткнулась, а она радостно запела:

— Чего ж мы на улице-то стоим! Прошу, прошу… Подобные вопросы на ходу не решаются. Сейчас чайку-кофейку попьем, все обсудим, еще раз на полотна взглянем! Пройдемте!

Клавка подхватила Прошу под руку и, весело щебеча, увлекла его в подъезд. В эту минуту я впервые в жизни вспомнила, что, помимо русского литературного языка, есть еще и разговорный. Мои великовозрастные ученики, слава богу, владеют им в совершенстве, и я успела кое-чему у них научиться.