Ладно! Давай свои бумаги. Кровью подмахнуть?

— Можно и чернилами, — сдержанно улыбнулся Кирилл. — Вот тут… И еще тут, внизу… Ага… — с дружелюбной небрежностью он закинул бумаги в папку. — Кофе будешь? С коньячком?

— Это зависит от кофия и «звездочек»! — ухмыльнулся агент.

— «Нескафе» с «Мартелем» устроит?

— О, вполне!

Вскоре известный аромат потянулся из крохотной кухни, перебиваемый «крэпэньким» духом. Назаров, потирая руки, пошел на запах.

— Угощайся, — благодушно заворчал Родин. — Новости есть или так посидим?

— Да уж не знаю… — потянул Виталий, пригубив. — М-м-м… Здорово! Помнишь, ты про конгресс спрашивал? Ну, тот, в Минске, в МРТИ. Тогда еще, по слухам, Машерова пшеки похитили!

— Это не слухи, — выдал Кирилл тайну.

— Здорово! — выдохнул Назаров, и непонятно было, к чему относится его восклицание — то ли к разболтанному секрету, то ли к бодрящему напитку.

— Так что там, на конгрессе? — Родин церемонно пригубил «коктейль».

— Ну, я ж там был, — Виталий повел стаканом. — Не в первый день, когда парадные речи, а во второй. Как раз по делу много чего сказали… Выступал один кандидат наук… Гирин или Гарин… Гарин, Гарин! Он же первым высокотемпературные сверхпроводники открыл! За такое, вообще-то, Нобелевка положена… Ну, да ладно. Меня, помню, поразила одна странность… Я там встретил пару знакомых — Геру из московского Физтеха, и Полю из Новосибирска. Учился с ними в донецком универе. Ну, пересеклись, побалакали о том, о сем… А я потом задержался, денька на два — по семейным, так сказать, обстоятельствам, хе-хе… И вот, захожу я в институт на третий день. Все разъехались, а студенты в фойе стенгазету развесили — фотки наклеили, и подписали посмешнее, гонор потешить. Над Сахаровым поиздевались, помню, еще над кем-то… И вдруг вижу нашего Полю! Стоит, смотрит на эту дацзыбао, а сам аж трясется от злобы, как панночка в «Вие»! Лицо перекошенное, и шипит, почему-то по-польски: «А пес ци мордэ лизал! Курва его мач, быдлаку хамски!» Вот в таком роде. А потом, осторожненько так, оторвал фото Гарина — и в карман. Губы дергаются… — Виталий покачал головой. — Никогда не думал даже, что бывает такая ненависть!

— А этот Поля… он тебя видел? — во внимательном взгляде Кирилла мелькнул интерес.

— Нет, я за колонну отошел, позвонить хотел, а тут он.

— Заня-ятно… — медленно выговорил Родин. — Ладно, допивай — и пошли!

* * *

Наученный фильмами «про шпионов», агент покинул явку первым. А Кирилл задержался.

Вымыл руки с мылом, и лишь после водной процедуры отер лицо, будто разминая затекшие мышцы. Ткнулся лбом в нагретое стекло и зажмурил глаза.

Сквознячок ласково касался щеки, и Родин усмехнулся.

Генерал Бобков всегда советовал встретиться с агентом на следующий день после вербовки — оценить настроение, поддержать… Пусть ощутит заботу, и уповает.

«Ладно, — вяло подумал капитан, — приободрю. Подотру сопельки. Мне же с… этим работать».

Часы в кабинете американиста отзвенели куцый мотивчик — и шесть размеренных медных ударов поплыли по комнатам, гуляя тягучим эхо.

Вторник, 2 сентября. Утро

Щелково-40, проспект Козырева

В монтажно-испытательный комплекс спокойно бы поместился синхрофазотрон. Да и ворота открывались монументальные. А мы собирали скромный инвертор — ворогам грозить.

Сварили прочную раму-клетку, внутрь запихали более-менее шаровидную вакуумную камеру, облепленную магнитными катушками, и воткнули в нее шесть довольно компактных излучателей тахионов — сверху, снизу и с четырех сторон.

Материал образца для инверсии времени выбрали, не раздумывая — железо. Крупинку стали, один кубический миллиметр. Вроде, пустячок, но стоит этой металлической чешуйке аннигилировать… Семьдесят с лишним кило в тротиловом эквиваленте!

Конечно, не рванет, как бомба — вся масса перейдет в гамма-кванты, да еще в пустоте, но даже десятитысячные доли грамма излучения — это очень много. И для громких опытов мы отыскали «полигон» — пустырь на северной окраине города. Бульдозеры нагребли кольцевой бруствер высотой в два человеческих роста — вот за этим валом и поставим эксперимент.

Я-то был уверен, что предосторожности излишни — микромир живет-поживает по своим законам, и, если даже полыхнет один процент инвертируемой массы, то, значит, допущена ошибка в расчетах.

Нет, — я упрямо мотнул головой, — никаких изъянов в теории!

Зря мы, что ли, два месяца впахивали без выходных? Вон, на Олимпиаду, и то не съездили ни разу! Даже мишку с шариками не проводили — время дороже.

— Володя, Ипполит Григорьевич! — в моем голосе звучала непоколебимая уверенность. — Загоняем «КрАЗ»!

Киврин с Вихуревым с усилием распахнули гигантские створки, и бортовой грузовик с замасленным краном-манипулятором радостно взревел дизелем, подаваясь задом. Медленно заехав, наполняя МИК гулким ревом, «КрАЗ» притормозил.

— Цепляем!

Громыхнула кран-балка под потолком, опуская крюк с позвякивающими стропами. Корнеев с Бубликовым ловко зацепили установку.

— Вирай помалу!

Инвертор качнулся, отрываясь от бетонного пола, повис, чуть кружась, и медленно вознесся. Гремя под потолком, мостовой кран перенес «клетку» и плавно опустил в кузов.

— Майнай! Харэ!

— Володька! На тебе — подключение к сети.

— Так точно! — ухмыльнулся Киврин.

— Ипполит Григорьевич…

— Телеметрия! — кивнул Вихурев, сверкнув очками.

— Мы подъедем через полчасика.

«КрАЗ» покинул МИК, оставляя витать вонючий перегар, а я с Бубликом запахнул ворота.

— Готовим приборы. Проверь, чтобы все работало, как часы… Лучше часов!

Виктор по привычке бросил ладонь к непокрытой голове.

— Бу-сде!

— Давай…

Напряжение покидало меня, словно утекая. Даже нетерпение унялось. Я пересек огромный зал, подходя к прицепу-тралу, где возлежал танк «ИС-3», только без башни. На ее месте громоздился коробчатый каркас, обтянутый брезентом. Лишь спереди, сквозь прорезанную дыру, высовывалось толстое, ребристое рыло излучателя.

Инвертировать вовне, на расстоянии, получилось далеко не сразу. Все варианты перебрали, пока не додумались до тахионных пульсаций. От обычного пучка толку было мало, а вот череда импульсов давала стойкое обращение во времени. Правда, «бил» танк не дальше десяти метров, но для зачина, как говорил Андропов, годится.

— Етта… — послышался глуховатый голос Вайткуса. — Тягач подадут через час.

— Нормально! — оценил я. — Мы тогда отъедем…

— …А я его сам отправлю на полигон, — кивнул Ромуальдыч. — Сделаем!

Мне до того спокойно стало, что даже слезливую благодарность ощутил. Все ж таки, коллектив подобрался, что надо — дружный и понимающий. Мечта начальника.

Помаячив в дверях, неуверенно приблизилась Лиза.

— Ты такой красивенький стал, — улыбнулась она, подлащиваясь.

— Ну-у, здрасте! — преувеличенно расстроенно затянул я. — А был, значит, страшненьким?

— Нет-нет! — замотала девушка головой, смеясь. — Просто сделался таким, таким… Ну, вообще!

Я по-приятельски притиснул ее, ощущая упругую податливость. Было приятно вспоминать и гладкость ее кожи, и чарующие изгибы округлостей — ощущения жили в ладонях, в коре и подкорке. Да и, чего скрывать, сожаление об упущенной возможности саднило легонечко…

— Лизаветка, не буди мои дремучие инстинкты! — шутливо пригрозил я, но девушка угадала истинное отношение за бархатистыми обертонами, и победно просияла.

— Ты молодец, — тут же вздохнула она, — не поддаешься… И не поддался… Помнишь?

— Как такую красоту