ликвидировать окруженную группу наших войск, однако всякий раз откатывались под плотным прицельным огнем.

Стемнело. Вдруг мы услышали где-то в огородах, метрах в ста от немецких позиций, детский плач. Беспрерывный, жалобный, подвывающий. Было невыносимо его слышать даже тем, кто немало повидал на войне.

— Товарищ гвардии лейтенант, — обратился ко мне Сашка, — разрешите нам с Березиным выяснить, в чем дело.

— Отставить! Отсюда до немцев двести метров. Может, они специально посадили «ловушку». Рассчитывают на дураков.

Осенняя ночь была темной и прохладной. Прошло еще минут тридцать. Плач, берущий за душу, не прекращался, и теперь уже я не выдержал.

— Старшина, — тихо позвал я Сашку, — бери Березина и Молчанова, попробуйте выяснить, что там такое. Но будьте осторожны. Не лезьте на рожон. Мы попытаемся отвлечь немцев стрельбой.

Сашка и два бойца исчезли в темноте. Через несколько минут на левом фланге участка, который обороняли гвардейцы-минометчики, поднялась беспорядочная стрельба…

Вернувшись Сашка рассказал:

— Я дал команду Березину и Молчанову следовать на расстоянии четырех-пяти метров, чтобы при необходимости они могли подстраховать меня и прикрыть огнем. Еще днем в сотне шагов мы приметили плетень, местами разрушенный, а дальше сарай и избу. Кромешная темень. Ползком по картофельной ботве двигаемся к плетню. Подползли. А где же дыры? Влево… вправо… Ага, вот. Нужно расширить дыру, чтобы пролезть. Хворост сухой — трещит. Раздвинули. Все спокойно. Плач явственно доносится от избы. Слышу, ребята ползут за мной. Стоп, что это? Сруб. Колодец. Днем я его не видел… До избы совсем близко — метров пятнадцать. Я уже вижу ребенка, сидит на чем-то длинном, как бревно. Догадываюсь — труп. Наверное, мать… Ребенок тихонько и жалобно плачет. Мальчик? Девочка? Как бы не испугать, чтобы не закричал. Впереди слышна немецкая речь.

Машу рукой Березину и Молчанову. Подползают. Надо действовать. «Молчан, — шепчу, — ползи назад к плетню. Потом отползи дальше влево, метров на пятьсот и дай несколько очередей из автомата. А ты, Береза, здесь у колодца будешь меня прикрывать».

Молчанов исчез в темноте. Ребенок вдруг затих. Уснул?.. Лежим. Полчаса, час?.. Вдруг почти рядом слева очередь… вторая, третья. Немцы ответили шквальным огнем из автоматов.

В один бросок я оказался у избы, заметил мертвую женщину, неудобно свернувшегося ребенка — заснул на груди мертвой матери. Схватил ребенка — легонький, совсем нет веса. Он даже не проснулся, всхлипнул только… Броском назад за сруб, к Березину. Упал на колени, одной рукой держу ребенка, отползаю к плетню. Вокруг начинают щелкать пули. Заметили или услышали возню. Стараюсь прикрыть ребенка. Девочка. Два-три года. Слышу автомат Березина. Отвечает или немцы? Страшно неудобно ползти. Девочка проснулась и испуганными глазенками смотрит на меня. Молчит. «Потерпи, родная, потерпи, — шепчу, — сейчас у своих будем».

Плетень. Не найду лаза. Подняться? Боюсь шальной пули. Сейчас это совсем ни к чему. Вдруг Молчан тихо: «Давай ребенка!» Но девочка вдруг обхватила меня руками, прижалась. Комок подкатил к горлу. Ручки у нее в чем-то липком. Догадался — кровь матери. «Ладно. Справлюсь. Помоги Березину».

Сзади захлебывается очередями автомат Березина. С трудом перелезаю через плетень. Уже бегу, пригнувшись. Навстречу спешат трое наших. «Помогите Березину и Молчанову. Похоже, им жарко. Слышите?» — «Беги-беги, затем и идем». Ну вот и все…

Сашку на руках вместе с девочкой ссаживают в траншею. Ребенок испуганно смотрит на бойцов, молчит и жмется к Сашке. Вскоре возвращаются Молчанов и другие бойцы. Вчетвером несут раненого Березина — у него на груди справа пятно. Дышит с хрипом, кровавая пена изо рта.

Сашка с трудом отторвал от себя ручки девочки, передал ее Молчанову. Девочка начинает тихонько плакать. Сашка разрезал гимнастерку Березину, перевязал рану. Березина положили на плащ-палатку, понесли к машине.

Сашка моет девочке руки и тщательно вытирает их бинтами. Затем берет девочку на руки. Старшина Гагарин, пожилой солдат, по нашим тогдашним меркам, молча сует девочке кусок американской тушенки и хлеба ломоть. Девочка ест жадно, почти не жуя.

— Ну вот, дорогая наша добыча. Как тебя зовут? — спрашивает Сашка.

— Маня, — сонно шепчет девочка и тут же засыпает на Сашкином плече.

Близился рассвет. Мы молча стояли вокруг Сашки, на руках которого спала девочка. В темноте то и дело высвечивались огоньки цигарок. Пожилой сержант Щетинин отошел в сторону, усиленно засморкался.

— Вот что, старшина, — говорю я. — Мы не знаем, как сложится обстановка и что нас ждет завтра. Рисковать жизнью ребенка нельзя. Отнесешь его вон в тот дом, где живут старики, пусть приютят. Да соберите, что у нас есть из харчишек.

Сашка молча пошел к домику, бережно держа девочку на руках…

Бои шли непрерывной чередой, и каждый был занят своим тяжелым делом. Виделись мы не каждый день. Последний и роковой для Сашки эпизод, который я помню за нашу короткую, но крепкую фронтовую дружбу, произошел в районе Джулинки, западнее Корсунь-Шевченковского.

Была середина марта 1944 года. Заряды мокрого снега с дождем, вязкий чернозем — дороги в непроезжем состоянии. Мы сцепляли буксирные тросы, и сто — сто пятьдесят человек, как бурлаки, тащили боевые установки на себе. Снарядов и горючего не хватало. Боепитание везли на волах, несли на носилках, кто как мог. Большую помощь нам оказывали жители украинских деревень.

Вторая танковая армия держала оборону на внешнем кольце окружения. Немцы яростно атаковали и внешний фронт и внутреннее кольцо окружения, стараясь вырвать свои части из корсунь-шевченковского котла, избежать второго Сталинграда.

К вечеру дивизион сосредоточился недалеко от Джулинки, в балке, в двух километрах от переднего края внешнего фронта. Впереди, метрах в пятистах, второй эшелон нашей обороны. Выставив с четырех сторон боевое охранение, дивизион приступил к рытью аппарелей для боевых установок.

Быстро темнело. Поднялся ветер, пошел мокрый снег. В двух шагах ничего не видно. Копать трудно. Земля, смешиваясь с мокрым снегом, превращалась в вязкую грязь, которую нелегко сбросить с лопаты. Однако мы спешили: к рассвету нужно зарыться. Как всегда в таких случаях, копали все — и солдаты и офицеры. Мы с Сашкой копали аппарель для второго орудия, командиром которого был назначен сержант Цветков.

Бой вокруг окруженной группировки не затихал ни на минуту. Земля гудела и дрожала. Снег то на время прекращался, и тогда небо немного светлело, то с новой силой обволакивал все вокруг темной пеленой.

Немцы под прикрытием ненастной погоды предприняли очередную попытку вырваться из кольца, но мощным огнем артиллерии и танков были отбиты. Однако небольшой группе — три танка и около 300 человек пехоты — удалось просочиться через передний край внутреннего кольца окружения. Наш дивизион оказался