— Надо будет послушать. В последнее время мои перцептивные возможности далеки от ста процентов.

— Я думал, ты слушаешь оперу, — сказал Кроу, — как Клэйн.

— Кроу, мне нравится, как Клэйн пишет. Но я не хочу походить на него. Я люблю слова. Мне нравятся старые музыканты — Роджерс и Хант, Коул Портер, Джером Керн — из-за их текстов. Я с удовольствием слушаю Боба Дилана и всех этих фолковых бродяг с «Эйч-Эф-Эс». Стивен Соденхайм мне нравится не меньше оперы.

— Он пишет песни для голубых, — безапелляционно заявил Кроу.

— Я думала, что в школах теперь за такие слова двойки ставят. Ну и что с того, что голубым нравятся музыкальные театры? По части вкуса они дают фору многим; этот стереотип вполне соответствует действительности. А что, разве опера голубым не нравится?

— У меня есть на этот счет своя теория. Голубым нравятся зашифрованные вещи, и это вполне обоснованно, ведь им всегда приходилось скрываться. Им нравятся музыканты, потому что они претенциозны. Им нравится Соденхайм, потому что в его текстах есть не только второе, но и третье дно. Поэтому музыка Соденхайма — для тех, кто любит скрытые смыслы и многослойность.

— А ты как думаешь?

— Когда слушаешь оперу, ты не знаешь языка, поэтому приходится слушать только музыку. Надо отказаться от слов, от смысла. Смысл — это последнее убежище для умных людей. В этом твоя проблема, Тесс. Ты слишком умная. Ты слушаешь слова, а не музыку.

— А что, умной быть плохо? — вскинулась Тесс. Позиция Кроу ей не понравилась. Он должен был быть ее Санчо Пансой, услужливым и восхищающимся, а не задиристым Генри Хиггинсом. — Мы собираемся совершить потенциальное преступление, и ум — наша единственная защита.

— Как скажешь…

Они припарковались в переулке к западу от Ламбрехт-билдинг. В этот вечер игр не было, и за пределами «Внутренней гавани» центр города, как обычно, казался призрачным. Есть множество способов улучшить внешний облик города, и в Балтиморе перепробовали все. Но сердце обратно не вставишь. По ночам центр был пустым.

Джой Думбартон сидел в будке охранников, отбивая на столе ритм какой-то зубодробительной песни, которая орала у него в наушниках так громко, что у любого нормального человека давно пошла бы кровь из ушей. Вечером при флуоресцентном освещении он казался особенно бледным, словно какой-нибудь белый сом, живущий на дне Арканзасской впадины. Ни история, ни эволюция его не затронули. Родись он поколение назад, работал бы на сталелитейном производстве, зарабатывая неплохие деньги со своим высшим образованием, нормально жил. А сейчас он был низкооплачиваемым наемным охранником. Зато ему можно не бояться асбестоза и не забивать себе голову проблемами загрязнения окружающей среды. Если повезет, еще до тридцати лет он схлопочет пулю в ногу и будет жить на пенсию.

Тесс достала права и помахала ими, словно пропуском.

— Помнишь меня, Джой? Мне нужно подняться наверх, осмотреть кабинет Абрамовича. Пропустишь меня?

— Я не имею права.

— Да ладно тебе, Джой. Ты же знаешь, что я занимаюсь частным сыском, работаю на одного юриста. Делов-то. Мы просто ищем то, что могли пропустить полицейские.

— У меня будут проблемы, — сказал он. На переносице появилась морщинка — признак глубоких раздумий.

— Слушай, я отмечусь на входе. Мой приятель тоже.

Кроу одарил Джоя самой ослепительной улыбкой.

— И на выходе мы тоже отметимся. Единственное, чего я не буду делать, так это давать тебе двадцать баксов, как некоторые.

Джой, хоть и туго соображал, мог узнать угрозу с полуслова.

— Это было всего пару раз. И той ночью, которая вас интересует, ничего подобного не случалось, можете мне поверить.

Тесс ничего не сказала, просто смотрела на него.

— Ладно, ладно. Я пропущу вас наверх.

К ее удивлению, Джой оставил свой пост и повел их к офисам «О’Нил, О’Коннор, О’Нейлл». Да уж, прямое нарушение полицейского кодекса. Об этом тоже стоит рассказать Тинеру.

В офисах «О’Нил, О’Коннор, О’Нейлл» было темно и пусто, как и надеялась Тесс. Джой впустил их внутрь и остановился, словно собираясь присматривать за ними.

— Если мы просто закроем дверь, когда будем уходить, она захлопнется? — спросила Тесс.

— Да, разумеется. Просто закройте дверь. — Джой отправился назад к своему столу и наушникам.

Едва он скрылся, Кроу занял наблюдательную позицию у стойки ресепшена, а Тесс вошла в офис Абрамовича. Бумагу, которой опечатывали дверь, уже давно убрали, равно как и следы гибели адвоката. Но все равно никто не стремился занять этот офис, несмотря на открывающийся из окна вид и шикарную мебель. Юристы, судя по всему, весьма и весьма суеверны.

Опыт Тесс подсказывал, что, когда необходимо найти место для тайника, люди редко проявляют изобретательность. Она не была исключением. Если бы к ней пришли с обыском, полицейским хватило бы пяти минут, чтобы найти бокс марихуаны под кроватью. Воры управились бы и того быстрее: банка из-под кофе, где она хранила какое-то золотишко и деньги, стояла в холодильнике. Тесс прошлась по ящикам стола, заглянула за книги по юриспруденции. Пусто. Если бы полиция нашла пистолет, он был бы указан в описи улик. Если в кабинете успели похозяйничать «О’Нил, О’Коннор, О’Нейлл», пистолета здесь уже нет. Или Абрамович унес его домой?

Она безуспешно пыталась открыть картотечный ящик при помощи швейцарского армейского ножа, когда из коридора донесся голос Кроу:

— Добрый вечер, сэр. Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр? Сэр? Сэр?

Она заползла под стол и сидела там, вслушиваясь в приближающиеся шаги.

— Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр? — голос Кроу, настойчивый и перепуганный.

— Не думаю, молодой человек, — произнес знакомый голос. — Я вообще не думаю, что вы должны здесь находиться.

Тесс выглянула из-под стола. Кроу стоял в дверях, пытаясь не дать Фрэнку Майлзу, уборщику, войти в кабинет. Уборщик, который работает в выходные. Их визит пришелся как раз на его смену. Тесс со вздохом вылезла наружу.

— Здравствуйте, мистер Майлз. Я просто ищу здесь что-то, что может иметь отношение к делу.

Он посмотрел на нее с пониманием — ни подозрительно, ни неодобрительно, просто с пониманием.

— Тогда зачем было прокрадываться сюда под покровом ночи?

— Мистер О’Нил не испытывает особой симпатии ни к моему боссу, ни к его клиенту.

Майлз продолжал изучать ее, спокойно и внимательно. «Наверное, именно с таким лицом раньше встречали тех, кто пытался пробраться куда-то после начала комендантского часа, — подумала Тесс, — мудрым, далеким от всякой ерунды». Возможно, у него не было детей, но за годы работы комендантом в школе он изучил все детские ухищрения. Тесс знала, что он не верит ей, что он пытается решить, что делать дальше: просто вышвырнуть их на улицу или позвать полицию.