Его губы коснулись ее губ, и вдруг она не просто вдохнула его аромат и ощутила вкус вина, но вспомнила то, что считала забытым: как они были вместе, и о том, как держал он ее лицо в своих ладонях во время поцелуя, движения его губ. Жас вспомнила их с Гриффином вместе, их неразделимость, как вплелась она в ткань того, чем была. Воспоминание было таким глубоким, что казалось, стоит потянуть за ниточку и последовать за ней, то можно прийти… куда? Жас чувствовала его ладони у себя на щеках, его дыхание в себе, его волосы на своем лице, и все казалось знакомым и по-другому. Это же помнила Мари-Женевьева, когда тонула. Это же ощущала и египетская принцесса на берегу реки, когда ее возлюбленный сказал ей, что будет убит.

Убит? Утонула?

Жас оттолкнула Гриффина так сильно, что он упал обратно на свой стул. Сперва на его лице появился шок, потом любопытство.

– У тебя испуганный вид, Жас. Я не хотел…

Она покачала головой.

– Это не я, это Робби.

– Нет. С тобой сейчас что-то случилось. Я видел это в твоем лице. Что это?

– Забудь обо мне! – почти крикнула она – Теперь значение имеет только мой брат.

Принесли заказ. Пока официант ставил перед ней жареную куриную грудку и croque moncieur[25]перед Гриффином, они молчали.

Следующие несколько минут они ели почти молча. Съев совсем немного, Жас опустила вилку и нож.

– Постарайся съесть еще.

Она покачала головой.

– Когда моя дочь не ест, я ее подкупаю.

– Я не твоя дочь, и у тебя нет ничего, чем ты мог бы меня подкупить, – Жас хотелось, чтобы слова прозвучали легко, но получилось горько.

Она оттолкнула тарелку.

– Пойдешь сейчас со мной искать Робби?

– Да, – ответил он без колебаний.

Выходя из ресторана, они не заметили бледную женщину, сидящую в одиночестве в углу террасы в наушниках, пьющую вино и ковыряющую фуа-гра вилкой. Но как только они вышли, Валентина Ли бросила горсть евро на стол и последовала за ними.

Подобно Елисейским Полям, дворцы Лувра всегда были переполнены народом. В этой толпе легко было затеряться, избежав полицейского в штатском, который также следил за Жас и Гриффином.

Валентина лавировала между потоками людей, заполнивших широкое пространство. Не теряя свою жертву из вида, она смешалась с группой подростков, столпившихся у пирамиды, куривших, набиравших тексты и разговаривавших по телефонам. Дважды она постаралась не попасть в кадр фотографировавших туристов.

Она не вынимала из ушей наушники. Женщина, слушавшая айпод, выглядела совершенно обыкновенной, но в наушниках звучала не музыка. Направленный микрофон фиксировал городской шум и прочие звуки. Слышать разговор Жас и Гриффина она больше не могла, но прекрасно прослушала их за обедом.

Куда они направлялись теперь? Где собиралась Жас отыскать пропавшего Робби Л’Этуаля? Название места не прозвучало ни разу.

Когда Валентина перешла Новый мост, то постаралась держать парочку на дистанции. В конце моста загорелся красный светофор, она остановилась, достала камеру и сделала несколько снимков Сены.

Париж теперь погрузился в сумерки, и в реке отражались городские огни. Под мостом проплыл туристический катер, и с его борта донеслись звуки Джанго Рейнхардта.

Знакомая музыка обволокла, опутала ее. Валентина беспомощно сдалась, ее захлестнула волна переживаний. Это был звук Франсуа, его ритм, его пульс. Он двигался под эту музыку, жил в ней, дышал ею, исполнял ее. Франсуа поклонялся Рейнхардту, как идолу. Утрата, которую Валентина не хотела признавать, обрушилась теперь на нее гораздо сильнее, чем она была готова. Часть ее полностью приняла эту скорбь. Нельзя было продолжать жить, когда пришла весть о смерти Франсуа. У нее никогда не было такого отца. Надо было остановиться, просто сесть и выплакаться. И она разрыдалась, скорбя о нем, позволила боли утраты завладеть ею. Теперь, на мосту, слушая музыку над рекой, Валентина не могла притворяться, что все хорошо.

Казалось, что никто вокруг не заметил плачущую женщину, созерцающую городские огни. Для маскировки не было ничего лучше слез. Это был первый урок, выученный без Франсуа, который двенадцать лет неотступно был с ней.

20.58

Жас вышла на террасу и потянулась к выключателю.

– Подожди, – остановил ее Гриффин. – Может быть, хватит естественного освещения.

– Ни из одного здания вокруг не видно середины лабиринта.

– Лабиринта? Думаешь, Робби именно там?

Она кивнула.

– Я тебе покажу.

Гриффин поднял голову.

– Уверена, что нас никто не увидит? А что там? – Он указал наверх.

– Это часть нашего здания. Деревья посадили так, чтобы лабиринт не был виден никому, кроме нас. Возможно, когда-нибудь, если рядом будет построен небоскреб, но не сейчас.

– И все же лучше, если ты не будешь включать свет. Даже если они не увидят нас прямо, может быть какое-то свечение. Ты же не хочешь, чтобы они знали, что мы здесь ночью.

– Я просто гуляю в собственном саду, – возмутилась она. – Что в этом подозрительного?

– Давай попробуем без света.

Какой бы упрямой ни была Жас, Гриффин был еще хуже. Она взбесилась. Почему после стольких лет разлуки они так запросто вспомнили свои роли? Плохая и хороший. Умиротворяющий и взбалмошная. Жас думала, что за годы те отметины, которые они оставили в психике друг друга, стерлись. Но этого не произошло. Меньше чем за сутки они с Гриффином вернулись на прежние места, где располагались почти десятилетие тому назад.

Ночь была безлунная, матово-черная, но Жас знала каждый изгиб и поворот лабиринта наизусть и уверенно направилась к центру. Она могла бы сделать это с завязанными глазами, по запаху. В центре росли розы и жасмин, и чем сильнее был их запах, тем ближе цель.

Добравшись до центра лабиринта, она упала на колени и руками разгребла белые и черные камушки на металлической крышке, которую обнаружила днем. В мастерской не было фонариков, либо она не знала, где их найти. У Гриффина в кейсе всегда была световая указка, но все осталось в гостиничном номере. В их распоряжении было всего несколько ароматизированных свечей, толстых, дорогих, фигурных, с фирменным ароматом Дома Л’Этуаль.

Гриффин присел на корточки рядом с ней и зажег спичку. Как только свеча загорелась, он посветил над крышкой люка.

– Ему лет двести, – он провел пальцами по металлическим цифрам.

1808.

– Почему я не заметила этого днем? – произнесла она, недовольная собой.

– Тебе было не до того. Ты искала Робби.