– Будем надеяться.

– Ага, – легко согласился Егерь. – Сам не хочу через крышу лезть.

Вдоль неровной стены, обросшей вовсе даже не мхом, а своеобразной губкой, шла самая натуральная отмостка в метр шириной, шагалось по которой куда проще, чем по чавкающей грязи. Так что возражать против новой прогулки никто и не подумал. А я так еще и головой во все стороны вертеть успевал – любопытно же.

Удобная дорожка через несколько минут вывела к здоровенному провалу в скальном монолите. Не соврал Олег – натуральный грузовой шлюз с аркой, несколько выбивавшейся из общего стиля «под камень». В глубине провала, фигурально выражаясь, клубилась тьма – живая и осязаемая. Даже непоседливый Петрович не рискнул сунуться под свод в одиночестве – дождался напарника и шагнул следом за ним, держась как можно ближе к его ногам. А вот на Денисова темень не произвела ни малейшего впечатления и даже расступилась, поддавшись напору Егеря.

Немного потоптавшись у входа – все же Олег исчез из вида очень быстро, как будто действительно нырнул в некую непроницаемую субстанцию, – я набрался решимости (тут свою роль сыграло и раздраженное шипение Тарасова) и вошел в… ну пусть будет шлюз. Согласимся с коллегой, умудренным опытом. Опасения мои оказались совершенно беспочвенными – я продавил телом очень слабое силовое поле, фактически не пропускавшее только волны оптического диапазона, и оказался в довольно светлом широком коридоре. Свет сюда проникал сквозь неправильной формы окна, разбросанные в шахматном порядке по потолку. Хотя скорее светильники, если судить по толщине камня над головой.

Я уже привычно принялся, что называется, торговать лицом, первым делом наткнувшись на насмешливый взгляд Денисова, но никак на него не отреагировав. Пусть его лыбится. Тут много всего куда более интересного. Да вот хотя бы стены взять – весьма любопытная отделка: тщательно пригнанные асимметричные каменные пластины с вкраплениями черного хитина тут и там. То, что это не пластик и не дерево, я понял сразу – очень уж похоже на панцири лангустов. А уж в этих деликатесных тварях я когда-то знал толк. Хаотично разбросанные украшения при более пристальном рассмотрении складывались в абстрактный узор без особой смысловой нагрузки. Впрочем, о чем это я? В абстракции – и чтобы смысловая нагрузка? Эстет хренов.

Дальний торец коридора был перекрыт точно таким же пологом, а вот за ним открылся обширнейший зал размером с теннисный корт. Это выяснилось, когда наша группа собралась в проходе в полном составе и плотной кучкой побрела в глубь базы. Помещение было буквально набито готовыми экспонатами для выставки художников-авангардистов – загадочными объектами, в которых причудливо сплетались камень, хитин и тускло отблескивающий металл.

– Ангар атмосферной техники, – пояснил Денисов, видя наше недоумение. – Смотрите и запоминайте – это типичнейшие для Первых технологии. Все их механизмы примерно так и выглядят. Кроме тех, что выведены из строя, – там металла нет. Зато наверняка найдете рыхлую бурую пыль. Это оксид железа, то бишь банальная ржавчина. Вон Саныч со мной согласен. Он уже что-то такое видел.

– Ага. На Ахероне, – глядя на нас с Пьером, отозвался Тарасов. – Только пылищу и нашли.

Как же, помню. Бравый майор уже об этом рассказывал. Но, признаюсь, меня, как человека от техники достаточно далекого, причудливые глыбы не заинтересовали вовсе. Гораздо занятнее оказались идеально круглые черные кляксы в потолке, диаметром метров в двадцать каждая. Числом пять, если это имеет какое-то значение. Нехилый такой контраст получался с прозрачными сотами из скругленных шестиугольных ячеек с узенькими каменными перемычками, из которых оный потолок в основном и состоял. Похоже, стартовые люки. Правда, никто с сегментными крышками тут не заморачивался, неведомые строители ограничились силовыми полями.

– А тут практически ничего не изменилось, – задумчиво произнес Денисов, что-то высматривая на борту ближайшего аппарата. – Технику система контроля реанимировать даже не пыталась. Так и зарастают глайдеры потихоньку.

Ага, тут он прав – толстая губка, нечто вроде коврового покрытия, порядочно облепила борта аппаратов. И разрывов я нигде при всем старании не обнаружил.

– Может, дальше пойдем?

Не знаю, как остальным, а мне в ангаре стало откровенно скучно. На что тут смотреть? Техника как техника, с точки зрения профана, что наш навороченный глайдер, что любая из этих экзотических глыб одного поля ягоды – все равно ничего не понятно. Летает, и ладно.

– Пойдемте, – не стал спорить Денисов. – Тут неподалеку лифт, на минус первом уровне тоже кое-что интересное есть.

– Интересное – это еще такие же глыбы?

– Нет, там лаборатория клонирования. А что? Ты разочарован?

– Олег, мне что летающие хреновины, что чаны со всякой гадостью – одинаково фиолетово.

– А что бы ты тогда хотел посмотреть?

– В идеале – жилые помещения. Я же как-никак ксенопсихолог. Может, психологический портрет этих инопланетян составить получится.

– Не знаю, я в прошлый раз дальше лаборатории не ушел, – покачал головой Егерь. – И этого с лихвой хватило. Так что тут я тебе не помощник. Попробуй систему контроля попроси.

– Рад бы, да не представляю как.

– Мне бы тоже было интересно, – поддержал меня Пьер. – Что ваш «внутренний искин» по этому поводу говорит?

– Ничего. Нет, правда.

Ага, так мы тебе и поверили. Осадочек-то остался, да.

– Я думаю, нас все еще проверяют, – поделился соображениями Тарасов, так и остававшийся нянькой при Гале. – Так что стоять на месте и глазеть на здешние чудеса смысла нет. Олежек, веди.

– Как скажете. Петрович, иди к Гале. Быстро! – пресек Денисов возможный недовольный мяв. – Нечего тут шариться, чай, не на прогулке.

Егерь уверенно направился по довольно широкому проходу к дальней стене зала, и мы в прежнем порядке двинулись следом, сопровождаемые шорохами разной громкости и тональности: губка под ногами отзывалась на каждый наш шаг. Видать, не приспособлена к перемещению существ с такой массой или разрослась без меры – вон отпечатки подошв какие четкие. Правда, потихоньку сглаживаются, и в итоге остаются еле заметные оплывшие углубления, прямо как в сухом песке. Или в давешнем болоте, разве что ноги так не вязнут, а пружинит почти так же. Да, и не чавкает. Что больше всего напрягает, так это полное отсутствие каких-либо посторонних звуков: никаких лязгов, низкого гула, даже вентиляцию не слышно. Скрип под ногами да дыхание. И стук сердца. Вроде и нет никакой опасности, а все равно жутковато от осознания присутствия чужого разума. И мало того что чужого, так еще и искусственного. Если бы не Денисов, я бы сюда ни за какие коврижки не сунулся. Правда, его непоколебимая уверенность несколько обнадеживает. Пожалуй, в этом вопросе ему все-таки можно верить. Опыт, как говорится, не пропьешь.

При всей кажущейся обширности ангар кончился как-то неожиданно – нагромождение безжизненных летательных аппаратов расступилось, и над головами нависла чуть покатая стена, в которой незамедлительно обнаружился очередной проход. Коридор от грузового шлюза отличался, и сильно: такое ощущение, что ход наскоро проплавили в каменном монолите, не заморачиваясь украшательством. Под ногами вездесущая губка, на стенах в шахматном порядке два ряда флуоресцентных панелей, а сам тоннель яйцеобразного сечения – над головой арка гораздо меньшего радиуса. Типичнейший технологический коридор, я бы сказал. Сугубо утилитарного назначения. Сначала он плавно забирал вправо, затем повернул резче, видимо огибая какую-то обширную каверну, и где-то метров через сто вывел нас в округлый зал-перекресток. Почему перекресток? Все просто: в него выходило еще четыре тоннеля, а в самом центре красовалась нехилого диаметра дыра – однозначно шахта местного лифта. Похоже, именно сюда Денисов и направлялся.