Профессор античной литературы решительно кивнула:

— Дважды, в участок в Уоппинге. Но полицейские сказали: присылать музыку — не преступление, а других доказательств преследования у меня не было. Я доказывала, что эти люди подозрительны, но мне посоветовали сменить телефонный номер и электронный адрес. В конце концов я так и сделала, и все прекратилось, головные боли тоже, пока вы не включили свирель у меня в кабинете.

Найт прищурился, пытаясь отыскать смысл в этом нагромождении фактов. Неужели Фаррел использовали как ложный след, чтобы отвлечь внимание? Почему ее просто не убили?

Поттерсфилд, видимо, думала о том же, потому что спросила:

— Кто, по-вашему, мог присылать вам эту запись?

Фаррел пожала плечами:

— За всю жизнь я встретила только одного человека, который играет на свирели Пана.

Найт и Поттерсфилд выжидательно молчали.

— Джим Деринг из Британского музея, знаете? У него еще телепередача…

Это меняет дело, подумал Найт, вспомнив, как высоко Деринг отзывался о Фаррел и настойчиво советовал сходить к ней. Неужели это часть подставы?

Голос Поттерсфилд звучал с прежним сомнением:

— Откуда вам известно, что он играет на свирели, и почему вообще Деринг использовал музыку, чтобы преследовать вас?

— У него была такая свирель на Балканах в девяностые. Он играл для меня.

— Та-ак? — протянул Найт, ожидая продолжения.

Фаррел смутилась.

— Деринг питал ко мне романтический интерес. Я сказала, что не нуждаюсь в этом. Он разъярился, стал как одержимый, преследовал меня. Я на него еще тогда заявляла. Потом я попала в аварию, и меня на самолете вывезли из Сараево. Больше я Деринга не видела.

— Сколько лет вы не виделись? — спросил Найт.

— Шестнадцать или семнадцать.

— И все же вы подозреваете его? — спросила Поттерсфилд.

— Больше мне некого подозревать, — твердо ответила Фаррел.

— Охотно верю, — сказала инспектор. — Потому что Деринг тоже пропал.

Фаррел растерялась.

— Что?

— Вы сказали, что вас держали в темной комнате, куда входили только женщины. Как же вы выбрались? — спросил Найт.

Казалось, вопрос сбил Фаррел с толку.

— Мальчишки, но я не… Нет, я точно помню, что слышала голоса каких-то парней, потом снова заснула. Когда очнулась, оказалось, что у меня свободны руки и ноги. Я встала, нащупала дверь и… — Она замолчала, вглядываясь куда-то в даль. — Кажется, я находилась на каком-то заброшенном заводе. Стены там были кирпичные.

— Вы сказали полицейскому о трупе с отрубленными руками.

На лице Фаррел мелькнул страх, ее взгляд заметался.

— На ней были мухи. Сотни мух.

— Где?

— Не знаю. — Фаррел с гримасой отвращения потирала голову. — Где-то на том заводе. У меня кружилась голова, я часто падала. Я вообще не соображала.

После долгого молчания Элайн достала телефон, отошла от кровати Фаррел и сказала в сотовый:

— Это Поттерсфилд. Ищите заброшенный завод недалеко от Бектона. С кирпичными стенами. На территории может оказаться труп с отрубленными руками. Возможно, и не один.

Найт напряженно вспоминал все, что Поуп написала о Фаррел.

— Как вы попали в ту комнату на заводе? — спросил он.

Профессор покачала головой:

— Не помню.

— А что последнее вы помните? — спросила Поттерсфилд, складывая телефон.

Фаррел напряглась.

— Я не могу ответить.

— А Сирена Сен-Джеймс знает? — поинтересовался Найт.

Фаррел вздрогнула.

— Кто?

— Ваше альтер эго в среде богатых лесбиянок Лондона, — без обиняков ответила Поттерсфилд.

— Не понимаю, о чем вы…

— Весь Лондон знает о Сирене Сен-Джеймс, — оборвал ее Найт. — О ней писали все газеты.

Профессор задохнулась.

— Что? Как?

— Карен Поуп узнала о вашей тайной жизни и написала статью, — объяснил Найт.

Фаррел заплакала.

— Зачем она это сделала?

— Потому что ДНК связывало вас с убийствами. — Поттерсфилд повысила голос. — И до сих пор связывает. ДНК свидетельствует о том, что вы знаете Кроноса и Фурий!

Фаррел истерически закричала:

— Я не Кронос! Я не Фурия! Да, у меня была двойная жизнь, но это только мое дело! Я не имею никакого отношения ни к каким убийствам!

В палату вбежала медсестра и потребовала, чтобы детективы вышли.

— Еще минуту, — решительно сказала Поттерсфилд. — Последний раз вас видели в клубе «Кэнди» две недели назад, в пятницу, двадцать седьмого июля.

Это, казалось, озадачило профессоршу.

— Ваша подруга Нелл видела вас в тот день, — пояснил Найт. — Она сказала Поуп, что вы были с женщиной в токе с вуалью, скрывавшей лицо.

Фаррел напряглась, вспоминая, и медленно кивнула:

— Да, я села к ней в машину. У нее там было вино, она налила мне бокал… — Профессор посмотрела на Поттерсфилд. — Она мне что-то подсыпала.

— Кто она? — настойчиво спросила Поттерсфилд.

Фаррел смутилась.

— Вы имеете в виду настоящее имя? Я не знаю его, у нас приняты прозвища. Но она просила называть ее Мартой и говорила, что приехала из Эстонии.

Неистовая гроза разразилась над Лондоном в субботу.

Зарницы принесли дождь, заливавший ветровое стекло машины без номеров, которая летела в Челси, завывая сиреной. Поттерсфилд то и дело бросала на Найта яростные взгляды, а он, бледный, словно увидевший призрак, то и дело набирал телефон Марты.

— Ответь, — повторял он. — Ответь, гадина!

— Как ты мог не проверить ее, Питер? — сорвалась Поттерсфилд.

— Я проверял ее, Элайн! — заорал Найт. — И ты тоже! Она идеально подходила для Люка и Изабел!

С визгом шин они остановились у дома Найта, где уже стояло несколько полицейских машин с включенными мигалками. Несмотря на дождь, вокруг собиралась толпа. Полицейские в форме уже не пропускали к дому посторонних.

Найт выскочил из машины с ощущением, что каждый шаг может стать последним, потому что рядом разверзлась бездонная черная пропасть.

Белла, малыш Люки… Сегодня их день рождения.

Патрульный капитан Билли Каспер встретил Найта в дверях.

— Прости, Питер, но мы приехали слишком поздно.