Утром, приведя себя в порядок, я заехала в солон, а ближе к двенадцати все же отправилась к Давиду.

— Давид у себя? — спрашиваю свою соперницу.

— Нет, пока на переговорах, — отвечает, даже не глядя на меня.

— Чай мне сделай, — она встаёт и идёт делать чай. Буквально через несколько минут возвращается с чашкой и ставит ее на столик.

— Тебе нечего мне сказать? — спрашиваю.

— Нет, — она идёт к своему столу, но я преграждаю ей путь.

— Давид, сказал у него есть другая, — слежу за реакцией, она отводит глаза. Сука. — Что ты об этом знаешь? — она молчит. А я уже не в силах сдерживаться. — Как ты посмела, тварь, — ору на неё. — Я же предупреждала, он мой, мой! Сука, я жду от него ребёнка, а ты лезешь к чужому мужику. У Давида будет его сын, родной, а ты ищи папочку своему ублюдку… — я не договорила, щёку обожгла пощёчина, которую мне дала эта тварь. — Ты охренела?! — я схватилась за щеку.

— Следи за языком, — шипит она. — Ты пришла поговорить со мной, говори, я выслушаю, но не смей говорить про моего сына.

— Я не хочу с тобой говорить, мне не о чем. Ты, сука, что раздвинула ноги перед начальником, хоть и знала, что он несвободен. По-хорошему прошу, исчезни. Ради своего сына. Я не отступлю, и жизни тебе не дам.

— Неужели, тебя совсем не беспокоит, что он тебя не любит? Ты готова, унижаться…

— Заткнись, — в этот раз я даю ей пощечину. — Ты никто! Подстилка. И он это скоро поймет. А у нас будет семья. Поняла? — снова срываюсь на крик.

— Что происходит? — слышу встревоженный голос Давида. Оборачиваюсь.

— Твоя шлюха меня ударила, — говорю ему, за что он награждает меня таким взглядом, от которого мурашки бегут, по позвоночнику.

— В кабинет, — рявкает он.

Бросаю уничтожающий взгляд на секретаршу, и иду за Давидом.

***

ДАВИД

Возвращаюсь с переговоров, и застою в приёмной Еву, её крик я услышал, как только из лифта вышел, поэтому в приемную просто влетел.

— Что происходит? — Ева оборачивается и заявляет обиженным голосом.

— Твоя шлюха меня ударила.

Женщин бить нельзя, повторяю себе несколько раз, беременных, тем более.

— В кабинет, — еле сдерживая гнев приказываю Еве. Она бросает уничтожающий взгляд на Лину, и только потом идёт за мной.

— Сядь, — очередной приказ, а сам выхожу.

Лину нахожу в подсобке, что организована под кухню. Она обнимает себя за плечи, и молча смотрит в одну точку.

— Прости, — обнимаю её со спины.

— Ты не виноват. Это было ожидаемо, — тихо говорит она. — И это только начало.

— Что она наговорила?

— Это не имеет значения, — она разворачивается ко мне.

— Что это? — спрашиваю, увидев покрасневшую щеку. Провожу по ней легонько кончиками пальцев. А внутри все холодеет от злости, что не смог защитить.

— Мы обменялись любезностями, — грустно улыбается Лина.

— Боже, Ангел мой, ты невероятная, — целую её в кончик носа, затем в покрасневшую от удара щёку, и только потом в губы. — Я ее сейчас выпровожу, — она кивает, и я возвращаюсь в кабинет.

— Ты совсем идиотка? Что ты устроила?

— Я борюсь за нас.

— Ева, нет НАС, и не было никогда. Очнись, — стараюсь говорить спокойно, но чувствую, что это ненадолго.

— Что ты в ней нашёл? Ни рожи ни кожи, да ещё и с ребёнком, — объяснять ей, что-то бесполезно, да и не хочется. Присаживаюсь на корточки перед бывшей любовницей.

— Ты этого не поймёшь, а я объяснить не смогу. Но я ее люблю. Смирись. Мы живём вместе, я сделал ей предложение. Между мной и тобой есть только ребёнок, и я буду помогать. Ева, но это все, на что ты можешь рассчитывать.

— Ненавижу, — бросается она на меня с кулаками, бьёт без разбору. — Ненавижу, — перехватываю запястья.

— Успокойся, — тебе нельзя так нервничать.

— Тебе же наплевать, — шипит она, пытаясь, выдернуть руки.

— Я смотрю, тебе похоже тоже, — эта фраза словно отрезвляет её, и она действительно, берёт себя в руки.

— Хорошо, — Ева всё-таки выдирает руки из захвата, если быть точным, я позволяю ей это сделать. — Но я хочу, чтоб ты участвовал в нашей жизни. Ходил со мной к врачу, в конце декабря у меня будет второе УЗИ, там ты тоже должен быть. И в школу для беременных.

— Я, вообще-то, работаю. Когда ты предлагаешь это делать?

— Я извещу твою секретаршу, пусть внесёт в твое расписание, — с кривой улыбкой говорит она. — И да, к врачу мне в четверг, на шестнадцать двадцать. Так что, освобождай время. Заедешь за мной в солон, в четыре. Предлагаешь жить мирно, это мои условия.

Схватив свой полушубок, что лежал на диване, Ева вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.

Потёр лицо руками. Влип ты, Миронов, по самые яйца. С Линой я поговорю, думаю она поймет, что лучше так, чем все время ждать пакости.

ДАВИД

Ева ушла, и я позвал к себе Лину. Рассказал об условии, что поставила передо мной Ева.

— Как думаешь, стоит согласиться? — интересуюсь у Лины.

— Ты же понимаешь, что это уловка, чтобы ты проводил с ней больше времени.

— Понимаю. Также понимаю, что лучше так, чем она будет портить жизнь тебе. А ещё у меня предложение. Давай заберём Тиграна и поедем к моим родителям. Если уж и Ева знает, мама меня просто не простит, — глаза Лины становятся больше в два раза.

— Так быстро? — смеюсь с её реакции.

— Детка, ты что, боишься? И что значит быстро? Мы живём вместе, у тебя на пальце моё кольцо. Или, — хмурю брови. — Ты хочешь передумать?

— А что, можно? — спрашивает чертовка, хлопая ресницами.

— Ах ты, — хватаю её за руку, тяну на себя и усаживаю на колени. — Нет, — рычу ей на ухо и прикусываю мочку, а руками сильно сжимаю бёдра. — Даже не надейся от меня отвязаться. Передумать нельзя, ни сейчас, ни через двадцать лет, — Лина начинает улыбаться.

— Давид Всеволодович, у Вас так далеко идущие планы?

— У меня они ещё дальше идущие, но я тебе всего не расскажу.

— Боишься, что сбегу?

— Не сбежишь. Я всё равно догоню. И сегодня мы едем к родителям.

— Слушаюсь, шеф, — говорит Лина и целует.

Я усадил Тигрёнка в детское кресло, и вернулся за руль.

— Может в другой раз? — делает очередную попытку избежать сегодняшнего ужина Лина.

— Нет, Лина. Какой смысл тянуть? Ты вообще, чего боишься то? — она пожимает плечами.