— Будем надеяться. Увидимся завтра.

Марлин нашел место за столом в пять долларов и умудрился проиграть сотню за полчаса.

Клит вернулся, ухмыляясь, он был самым счастливым человеком в Натчезе. Марлин не сомневался, что его багажник опустел.

Они вернулись к бару и пили до полуночи.

Две недели спустя — Рон Фиск как раз уходил с занятия по бейсболу — зазвонил его мобильный телефон. Рон был главным тренером детской бейсбольной команды «Рейдеры», где играл его сын Джош, и первая игра ожидалась всего через неделю. Джош сидел на заднем сиденье машины с товарищем по команде, взмокший, грязный и очень счастливый.

Сначала Рон не обратил внимания на звонок, потом взглянул на экран, чтобы узнать, кто звонит. Это оказался Тони Закари. Они разговаривали как минимум дважды в день.

— Привет, Тони, — сказал он.

— Рон, у тебя есть минутка? — Тони всегда начинал так, будто хотел перезвонить позже. Но Рон уже усвоил, что Тони никогда не желал перезванивать. Каждый звонок был срочным.

— Конечно.

— Боюсь, у нас небольшая проблема. Похоже, предвыборными гонками озаботились не только мы одни. Ты меня слышишь?

— Да.

— Мы узнали из надежного источника, что один чокнутый по имени Клит Коули из Натчеза, как я слышал, завтра собирается объявить, что выдвинет свою кандидатуру против судьи Маккарти.

Рон глубоко вдохнул и выехал на улочку рядом с городским бейсбольным комплексом.

— Хорошо, я слушаю.

— Когда-нибудь слышал о таком?

— Нет. — Рон знал пару юристов в Натчезе, но не этого.

— Я тоже. Сейчас мы его проверяем. Предварительные данные не особенно впечатляют. Практикует сам, не имеет хорошей репутации, по крайней мере как юрист. Восемь лет назад действие его лицензии приостановили на шесть месяцев в связи с чем-то вроде небрежного отношения к клиентам. Два развода. Банкротств не зафиксировано. Когда-то задержан за управление автомобилем под воздействием алкоголя или наркотиков, других уголовных дел нет. Это все, что нам известно, но мы продолжаем копать дальше.

— И что с этим делать?

— Пока не знаю. Давай подождем и посмотрим. Я позвоню, когда узнаю больше.

Рон довез до дома приятеля Джоша, а затем бросился домой, чтобы рассказать все Дорин. Они поговорили об этом за ужином, а потом допоздна обсуждали различные варианты развития событий.

В десять утра следующего дня Клит Коули остановился на краю Мэйн-стрит прямо напротив Дома суда Кэрролла Гартина. Два арендованных микроавтобуса приехали за ним. Все три автомобиля припарковались в неположенном месте, но их водители в любом случае искали неприятностей. Полдюжины добровольцев высыпали из микроавтобусов с большими плакатами и заняли широкую бетонную террасу, которая окружала здание. Еще один доброволец сооружал временную трибуну для выступления.

Полицейский из местного Капитолия заметил эту активность и медленно подошел к ним осведомиться, в чем дело.

— Я собираюсь объявить о том, что баллотируюсь на выборы в Верховный суд, — громогласно объяснил Клит. С двух сторон его защищали упитанные молодые люди в темных костюмах, один черный, другой белый, оба почти таких же внушительных размеров, как сам Клит.

— У вас есть разрешение? — спросил офицер.

— Да. Я получил его в офисе генерального прокурора штата.

Полицейский исчез без особой спешки. Стенд собрали довольно быстро — он составил двадцать футов в высоту, тридцать футов в длину и был сплошь усеян лицами. Выпускные портреты из школы, личные снимки, семейные фотографии, все цветные, в увеличенном формате. Лица людей, которые уже умерли.

Пока добровольцы суетились, начали прибывать репортеры. На треножниках устанавливали камеры. На трибуне крепили микрофоны. Фотографы принялись снимать все без разбору, и Клит был в экстазе. Приехала еще одна группа добровольцев с домашними плакатами с лозунгами вроде «Выгоним либералов с помощью голосования», «Поддержим смертную казнь» и «У жертв есть голоса».

Полицейский вернулся.

— Я не могу найти никого, кто бы знал хоть что-нибудь о вашем разрешении, — сказал он Клиту.

— Что ж, вы нашли меня, и я говорю вам, что разрешение у меня есть.

— От кого?

— От одного из ассистентов генерального прокурора.

— Фамилию его вы знаете?

— Освальт.

Полицейский ушел искать мистера Освальта.

Волнения привлекли внимание находящихся в Доме суда, и работа остановилась. Слухи полетели по кабинетам, и когда до четвертого этажа дошли новости о том, что кто-то собирается объявить об участии в кампании за место в суде, трое судей бросили все и поспешили к окну. Другие шесть, сроки службы которых заканчивались много позже, тоже отважились взглянуть, но больше из любопытства.

Кабинет Шейлы Маккарти выходил окнами на Мэйн-стрит, и его скоро заполонили клерки и другой персонал, все в крайнем возбуждении. Она шепнула Полу:

— Почему бы тебе не пойти вниз и не посмотреть, что там творится?

Другие сотрудники суда и генерального прокурора тоже побежали вниз. Клит еще больше воодушевился при виде толпы, которая быстро собиралась напротив его трибуны. Полицейский вернулся с подкреплением, и прежде чем Клит собрался начать выступление, его окружили стражи порядка.

— Сэр, мы должны попросить вас уйти.

— Успокойтесь, ребята. Я закончу через десять минут.

— Нет, сэр. Это незаконное собрание. Распустите его сейчас же или соберитесь в другом месте.

Клит шагнул вперед, став лицом к лицу с полицейским, который был намного ниже его, и сказал:

— Не орите как сумасшедшие, ладно? Все записывается на телевизионные камеры. Просто сохраняйте спокойствие, и я уйду отсюда прежде, чем вы заметите.

— Простите.

С этими словами Клит уверенно направился к трибуне, и стена добровольцев сомкнулась за ним. Он улыбнулся в камеру и сказал:

— Доброе утро, благодарю, что пришли сюда. Меня зовут Клит Коули. Я юрист из Натчеза и хочу объявить, что выставляю свою кандидатуру на выборы в Верховный суд. Я баллотируюсь против судьи Шейлы Маккарти — несомненно, самого либерального члена этого суда, который потворствует преступникам и ничего не делает. — Добровольцы взревели с явным одобрением. Репортеры заулыбались, предчувствуя, как у них в карманах зашуршат деньги. Некоторые почти засмеялись.

Пол с трудом сглотнул, услышав столь ярую критику. Человек на трибуне был дерзким, бесстрашным, ярким и наслаждался каждой минутой полученного внимания.

Пока он только разогревался.

— За моей спиной вы видите лица ста восьмидесяти трех человек. Белых и черных, старушек и грудных детей, образованных и безграмотных, из всех уголков штата и с самыми разными судьбами. Все они невинны, все мертвы — и все умерли насильственной смертью. Их убийцы, как мы говорим, как раз готовятся к обеду в тюрьме Парчмана и ждут смертной казни. Все они были должным образом приговорены присяжными этого штата к смертной казни и отправлены для исполнения наказания. — Он сделал паузу и величественно махнул рукой в сторону лиц невинных жертв. — В Миссисипи приговорены к смерти шестьдесят восемь мужчин и две женщины. И они спокойно сидят в тюрьмах, потому что штат отказывается их казнить. Другие же штаты поступают иначе. В других штатах серьезно относятся к соблюдению законов. С 1978 года в Техасе казнено триста тридцать четыре убийцы, в Виргинии — восемьдесят один, в Оклахоме — семьдесят шесть, во Флориде — пятьдесят пять, в Северной Каролине — сорок один, в Джорджии — тридцать семь, в Алабаме — тридцать два и в Арканзасе — двадцать четыре. Даже по северным штатам, таким как Миссури, Огайо, Индиана, можно предоставить подобную статистику. Черт возьми, да в Делавэре казнили четырнадцать убийц. А на каком месте Миссисипи? Сейчас на девятнадцатом. Мы казнили только восемь убийц, и вот почему, дорогие друзья, я баллотируюсь на выборы в Верховный суд.