Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда песка наверху осталось меньше горсти, Синдбад, решительно раздвинув храмовых слуг, двинулся к насыпи. Камень хотел последовать за ним, но в это время его ноги ощутили исходящий из земли гул, который бывает слышен в горах во время схода снежной лавины, или когда под скалами просыпается, запертый там Великим Се, трехрогий. Похожий сначала на далекий отзвук, он неотвратимо приближался и нарастал. Сначала завибрировали бубенцы, украшавшие венчики девушек и пояса молодых мужей, задребезжало оружие, закачалась на жертвеннике бронзовая утварь, захлопали ставни и двери, затем разлетелись сверкающими осколками песочные часы, заходила ходуном арка и запели оба колокола.
Словорек открыл глаза и, воздев руки к небесам, зычно произнес:
— Хвала Великому Се! Да исполнится его воля!
И словно в ответ на этот призыв из клубящейся черной тучи вырвалась молния. Грохота грома никто не услышал, ибо все на какое-то время оглохли, только внутри что-то оборвалось, словно лопнула тесная высохшая оболочка, скрывавшая суть. Земля вздыбилась и разверзлась, исторгая из себя вместилище поклонника тьмы. Саркофаг княжича раскололся, и все увидели, что защитник лжи, Синеглаз, все это время глумился над духами Земли и самим Великим Се. В веревку от его колокола была вплетена выведенная на поверхность полая трубка, через которую он все это время дышал.
Ясное дело, что без вмешательства Дола и его дочери здесь не обошлось. И теперь оскорбленные духи прародители требовали у своих потомков ответа. Земля уходила из-под ног, по улицам и стенам домов разбегались трещины. Люди как ополоумевшие с воплями метались по площади, натыкались друг на друга, падали с крыш, пытаясь найти спасение. Плакали дети, ревели зенебоки, над площадью реяли стаи потревоженных летающих ящеров. И всю эту безумную картину сверху поливал сильнейший дождь.
Сначала с грохотом обрушилась одна из стен Дома Земли, самая прочная, возведенная дедом Дола и укрепленная его внуком, чтобы оградить сокровищницу. Говорили, что Доловы сундуки с золотыми и серебряными кольцами, которых у него насчитывалось сорок сороков, как ушли под землю, так больше их никто и не видел. Хотя иные утверждали, что Дол сам после велел сбросить их в затопленную штольню, чтобы умилостивить духов земли. Затем трещины пошли вдоль городских стен, в одном месте стоявшие в карауле стражники едва успели посторониться, чтобы не угодить под обвал.
Но духам Земли этого показалось мало, и они вознамерились забрать у Дола самое дорогое — его любимую дочь. При первом же ударе стихии Медь, точно испуганная зенебочица, со страху кинулась куда глаза глядят, не разбирая дороги. Не пробежав и ста шагов, она оступилась и угодила прямо в глубокую выгребную яму. А поскольку ее не сразу смогли обнаружить, она едва не захлебнулась в нечистотах до того, как отец с братьями вытащили ее. Страшного с ней, правда, ничего не произошло, но в Земляном Граде и далеко за его пределами люди еще долго иронизировали насчет ее имени, ибо каждый знал смысл выражения «выгребная медь». Да и женихи, прежде вившиеся вокруг Дома Земли, точно насекомые над навозной кучей, теперь предпочитали объезжать его стороной.
Гнев духов продолжался недолго. Опытному мастеру этого времени едва бы хватило, чтобы вылепить горшок или превратить обрезок железного прута в спицу, кочергу, или еще какую-нибудь полезную в хозяйстве вещь. Потом все прекратилось. В прогалке ясного неба показалось солнце, и только земля еще продолжала дрожать, и где-то в глубине глухо ворчал, погружаясь в столетний сон, вновь усмиренный трехрогий великан. Люди Земли удивленно озирались, переводя дух. Кроме Дома Земли и городской стены ни одно здание не пострадало. Даже в ветхих лачугах лишь слегка перекосило двери да разбилась стоящая на полках глиняная посуда.
Камню, впрочем, в тот момент было абсолютно наплевать и на посуду, и на сокровища. Не разгибая спины, он вместе с Синдбадом и несколькими рудокопами с упорством одержимого рыл землю, тщась освободить Ветерка. Едва упала на откос каменная плита, стало ясно — они не успели. Дхаливи. Это имя звучало в Сольсуране как смертный приговор. Напрасно Синдбад и Камень поочередно надавливали воину на грудь, пытаясь разбудить сердце, напрасно царевна обнимала его холодные губы, в попытке вдохнуть в них жизнь. Ветерок оставался безучастен и недвижим.
Синдбад опустошенно опустился на насыпь:
— Эх, сюда бы дефибриллятор! Или хотя бы укол адреналина!
При этих словах, державшийся все это время со спокойной отстраненностью, Словорек подался вперед. Нагнувшись над неподвижным воином, он возложил свою правую руку ему на грудь в том месте, где находится сердце. От этого прикосновения тело Ветерка неожиданно содрогнулось, точно от сильного удара. Губы разомкнулись, ловя воздух.
Синдбад с облегчением провел перепачканной в земле рукой по лицу, стирая дождь (только дождь ли), на лицах рудокопов появились улыбки. Однако их радость оказалась преждевременной. Сделав несколько вдохов, Ветерок опять поник, только под пальцами Словорека продолжало трепетать упрямое сердце.
Царевна скорбно опустила голову:
— Его укусила дхаливи! — проговорила она.
Словорек недовольно нахмурился, а затем, словно невзначай извлек откуда-то едва ли не из воздуха сумку, в которой вестники обычно носили свои чудодейственные лекарства:
— Это случайно не кто-то из ваших обронил недавно в горах? — со страной, слегка плутоватой улыбкой проговорил отшельник, глянув на царевну.
Та не сумела ничего ответить, судорожно отыскивая в сумке противоядие и другие средства неотложной необходимости. Вскоре ее усилия увенчались успехом: Ветерок пошевельнулся, открыл глаза и слегка приподнялся, на локте левой руки.
— Сема-ии-Ргла, — прошептал он, потрясенно глядя на Словорека.
Отшельник еще раз провел рукой по груди воина, своим прикосновением восстанавливая, насколько это возможно, дыхание и сердцебиение.
— Думаю, для тебя настала пора выйти из мрака, конечно, если ты захочешь… — задумчиво проговорил он.
— Сколько у меня времени в запасе? — подался вперед Ураган, и в его голосе прозвучала тоска.
— Это зависит только от тебя, и от того, какой ты сделаешь выбор. Я предпринял все, что мог, но здесь я помочь тебе бессилен!
Ураган задумчиво кивнул, осмысливая сказанное, а затем перевел взгляд на свою царевну, и на его бледных губах заиграла улыбка.
— Птица моя! Царевна ненаглядная! — потянулся он к ней.
Избранница хотела ему что-то ответить, но вместо этого горько разрыдалась:
— Никогда больше так не делай! Ты слышишь? — сквозь всхлипывания пролепетала она.
— Все будет хорошо! — пообещал ей Ветерок, заключая ее в объятья и осушая слезы жаркими поцелуями.
Они много что еще хотели
