А пока что чувствую, как поднимаюсь все выше, выше и выше. Я свободна. Я исцеляюсь.

Много лет люди спрашивали меня, почему мне так хочется усыновить ребенка. Я пыталась объяснить это по-разному: что-то бормотала, приводила статистику, говорила о необходимости заботиться о сиротах. При этом раздражалась и начинала защищаться. Собственные слова казались мне фальшивыми. Все эти обоснования не были реальной причиной. А истинный мотив лежал гораздо глубже, и мне трудно выразить его словами.

А потом я прочла книгу Кена Фоллетта «Столпы Земли». Герой книги, Том, ремесленник, одержим желанием построить собор для Бога. В стремлении воплотить эту мечту в жизнь он тратит свои сбережения, причиняет неисчислимые страдания своей семье и кладет свою жизнь на поиски, планирование и раздумья об этой невероятной мечте. Через двадцать лет Том встречает человека, которому хочет помочь. И этот человек задает ему простой, но очень глубокий вопрос: «Почему? Почему ты так страстно хочешь построить этот собор?». Том молчит, а потом отвечает: «Потому что это будет прекрасно». Я замерла, прочитав эти слова. Да. Потому что это будет прекрасно. Вот истинный ответ на вопрос, который мне задавали столько лет. Гленнон, почему ты хочешь усыновить ребенка? Потому что это будет прекрасно.

Я хочу усыновить ребенка, чтобы материализовать свою убежденность: Мы-Принадлежим-Друг-Другу, мы – единая семья. Мне хочется выйти за пределы собственной жизни и принять одного из чад Божьих как собственного ребенка. Единение состоит в общности, горе и искуплении с каждой матерью, которая отчаянно хочет воспитывать собственного ребенка, но не может себе этого позволить, – а ведь это самое прекрасное, что только есть на свете. И я это делаю. Думаю о самом прекрасном, что есть на земле, а потом пытаюсь это сделать. Жить по таким законам интересно, но сложно.

Мы с Крейгом несколько лет пытались кого-то усыновить. Целыми днями и вечерами сидели на телефоне, рылись в Интернете и мотали друг другу нервы, пытаясь усыновить ребенка из другой страны. И когда мы уже были близки к цели, проходила проверка нашего прошлого, и агентства отказывали нам из-за моей подпорченной репутации. Для них я оставалась пусть излечившейся, но все же алкоголичкой.

Я рыдала ночами, а Крейг обнимал меня и молился, чтобы Бог все же открыл нам дверь к усыновлению или избавил меня от отчаяния. А назавтра я поднималась рано утром и начинала весь этот мучительный процесс сначала. Во время одного собеседования сотрудница агентства расспрашивала нас о прошлом, и мы честно ей отвечали. И я сразу почувствовала, как ее голос стал отстраненным и холодным.

– Не думаю, что она разрешит нам усыновить ребенка, – сказала я.

Крейг покачал головой и признался, что ему хочется прекратить все это, потому что его начинают одолевать страхи, что у нас отберут даже собственных детей. Я постоянно сомневалась в своей материнской ценности, потому что все твердили нам: чужим детям будет лучше в приютах, чем в вашей семье. Это было очень унизительно. И это заставляло меня усомниться в моей вере.

А потом, в августе, забрезжила надежда. Мы обратились в агентство, которое занималось устройством в семьи детей из Гватемалы. Сотрудница сказала нам, что найдет способ отыскать для нас ребенка в приюте. Агентство прислало нам фотографии малышей, и я сразу же влюбилась. Пока оформляли документы, я мечтала и готовилась. Знала, что наш ребенок будет маленькой девочкой. И ее будут звать Марией. Понятия не имею, откуда я это взяла – наверное, мне сказал об этом Бог. Никогда никому не говорила, что ее будут звать Марией – мне все равно не поверили бы. Но я-то это знала. В свое время была популярна песня в стиле кантри «Моя Мария». Я постоянно твердила эти слова себе под нос. И представляла, как Крейг, Чейз, Тиш, Мария и я будем танцевать под эту песню перед нашими родными и друзьями, когда девочка приедет домой.

А потом нам позвонили из агентства. Трубку снял Крейг. Он сказал мне, что агентство сочло нас слишком рискованными усыновителями. Дверь в Гватемалу официально закрылась. Я рухнула на пол и чувствовала себя полностью раздавленной. Чейз увидел, что я плачу, посмотрел на Крейга и спросил:

– Почему?

– Потому что ей грустно, дорогой. Мамочке просто грустно.

Шли месяцы, и я постепенно приходила в себя. Здравый смысл победил.

Настало Рождество. После восторгов и подарков мы решили как следует отдохнуть. Папа заснул, а Аманда с мамой принялись готовить завтрак. Я прикорнула на диване и поздравила себя с тем, что очередное Рождество пережито. Крейг притулился рядом со мной. Он вручил мне последний подарок, припрятанный на этот случай. Я улыбнулась, развернула подарок. Когда бумага была снята, то увидела небольшой альбом. Крейг сделал его сам. В квадратной пластиковой рамке на обложке была фотография улыбающейся девочки лет семи. У нее были красивые карие глаза, длинные, вьющиеся темные волосы и ослепительная улыбка. Под фотографией Крейг написал ее имя: МАРИЯ РЕНЕ.

Когда нам сообщили, что не позволят усыновить ребенка из Гватемалы, Крейг позвонил в агентство и спросил, нельзя ли ему помогать кому-то из детей – в честь меня и моей мечты. Женщина из приюта сказала, что у них есть замечательная маленькая девочка. Ее зовут Мария. Она прислала Крейгу фотографии Марии и снимки приюта. Крейг собрал их в альбом для меня, чтобы я увидела их в Рождество.

Я рыдала так, что слезы застилали все вокруг. Проснулся папа. Все сбежались и смотрели на меня. Мне не было никакого дела. Никогда в жизни я так сильно не ощущала присутствие Бога, как в тот момент, когда на моих коленях лежал тот альбом, а рядом сидел муж. Я буквально чувствовала, что Бог говорит мне: «Я наблюдал и говорил. Ты была права – в этом мире есть Мария для тебя. Вот она». Не проронив ни слова, я вышла из гостиной, пришла в свою спальню, нашла свой дневник и вернулась с ним в гостиную. Открыла дневник и показала родным страницу за страницей – на всех я писала «Мария Мелтон», словно влюбленный подросток.

В следующем году мы окончательно влюбились в Марию. Мы посылали ей подарки и письма – мама переводила их на испанский. Мы писали, что Бог очень любит эту девочку и мы тоже любим ее. Писали о том, что каждый вечер молимся за нее и ее друзей. Мы попросили детей, которые пришли на день рождения Чейза, не делать ему подарков, а пожертвовать деньги, и отправили эти деньги Марии, чтобы она смогла устроить собственный день рождения. Из приюта нам сообщили, что денег оказалось так много, что Мария смогла пригласить на свой день рождения детей из другого приюта, и они впервые в жизни с удовольствием играли все вместе и любовались воздушными шариками.

В следующем году нам сообщили, что Марию наконец-то усыновила американская семья. Все было против нее. Нам говорили, что шансы отыскать для нее настоящую семью близки к нулю, но мы знали, что с Божьей помощью ничего невозможного нет.

Через несколько месяцев мы решили сделать еще одну попытку. Чейзу наши планы не слишком-то понравились. Когда я сказала ему, что мы хотим усыновить ребенка из Вьетнама, он ответил: