– Дамы? – с беспокойством спросил король.

– Да, сударь.

– Причиной поединка была дама?

Маникан поклонился.

Король встал и подошел к Маникану.

– Если это значительная особа, – произнес он, – я не посетую на ваши уловки, напротив.

– Государь, все, что касается придворных короля или слуг его брата, значительно в моих глазах.

– Моего брата? – повторил Людовик XIV с некоторым замешательством. – Причиной поединка была дама из свиты моего брата?

– Или принцессы.

– Принцессы?

– Да, государь.

– Значит, эта дама?..

– Фрейлина ее высочества герцогини Орлеанской.

– И вы говорите, что господин де Гиш дрался из-за нее?

– Да, и на этот раз я не лгу.

На лице Людовика выразилось беспокойство.

– Господа, – распорядился он, обращаясь к зрителям этой сцены, – благоволите удалиться на несколько минут, мне нужно остаться наедине с господином де Маниканом. Я знаю, что ему нужно сообщить в свое оправдание весьма деликатные вещи, которые он не решается огласить при свидетелях… Возьмите назад свою шпагу, господин де Маникан.

Маникан пристегнул шпагу.

– Удивительное, однако, самообладание у этого молодого человека, – прошептал мушкетер, взяв под руку де Сент-Эньяна и выходя вместе с ним из комнаты.

– Он выпутается, – сказал де Сент-Эньян на ухо мушкетеру.

– И с честью, граф!

Незаметно от короля Маникан бросил благодарный взгляд на де Сент-Эньяна и мушкетера.

– Знаете, – продолжал д’Артаньян, переступая порог, – у меня было неважное мнение о новом поколении. Теперь же я вижу, что ошибался и наша молодежь не так уж плоха.

Вало вышел вслед за фаворитом и капитаном. Король и Маникан остались в кабинете одни.

Король подошел к двери, убедился, что никто не подслушивает, и быстро вернулся к своему собеседнику.

– Теперь мы одни, господин де Маникан, прошу вас объясниться.

– С полной откровенностью, государь, – отвечал молодой человек.

– Прежде всего, – начал король, – да будет вам известно, что ни к чему я не отношусь с таким уважением, как к чести дам.

– Поэтому-то, государь, я и щадил вашу деликатность.

– Да, теперь я понимаю вас. Итак, вы говорите, что дело касалось одной из фрейлин моей невестки и что лицо, о котором идет речь, противник де Гиша, – словом, человек, которого вы не хотите называть…

– Но которого назовет вам, государь, господин де Сент-Эньян…

– Да, так вы говорите, что этот человек оскорбил одну из фрейлин принцессы?

– Да, мадемуазель де Лавальер, государь.

– А! – произнес король тоном человека, ожидавшего, что он услышит это имя, хотя удар поразил его в самое сердце. – Значит, подверглась оскорблению мадемуазель де Лавальер?

– Я не говорю, что она подверглась оскорблению, государь.

– Но в таком случае…

– Я говорю, что о ней отзывались в не совсем почтительных выражениях.

– В не совсем почтительных выражениях! И вы отказываетесь назвать мне имя этого наглеца?..

– Государь, я считал, что этот вопрос уже решен и ваше величество не станет больше заставлять меня играть роль доносчика.

– Это верно, вы правы, – согласился король, сдерживая волнение. – К тому же мне все равно скоро станет известно имя человека, которого я должен буду наказать.

Маникан увидел, что дело принимает новый оборот. Что же касается короля, то он заметил, что увлекся и зашел слишком далеко. Он овладел собой и продолжал:

– Я накажу его не потому, что речь идет о мадемуазель де Лавальер, хотя я питаю к ней особенное уважение, но потому, что предметом ссоры была женщина. А я требую, чтобы при моем дворе женщин уважали и чтобы не ссорились из-за них.

Маникан поклонился.

– Теперь, господин де Маникан, – продолжал король, – что говорили о мадемуазель де Лавальер?

– Разве ваше величество не догадываетесь?

– Я?

– Ваше величество хорошо знает, какие шутки позволяют себе молодые люди.

– Вероятно, говорили, что она кого-нибудь любит? – решился спросить король.

– Весьма вероятно.

– Но мадемуазель де Лавальер имеет право любить кого ей вздумается, – сказал король.

– Именно это и утверждал де Гиш.

– И из-за этого он дрался?

– Да, государь, только из-за этого.

Король покраснел.

– И больше вам ничего не известно?

– Относительно чего, государь?

– Относительно того любопытного предмета, о котором вы сейчас рассказываете.

– Что же королю угодно знать?

– Например, имя человека, которого любит Лавальер и, по мнению противника де Гиша, не вправе любить?

– Государь, я ничего не знаю, ничего не слышал, ничего не выведывал; но я считаю де Гиша человеком благородным, и если он временно занял место покровителя де Лавальер, то лишь потому, что этот покровитель – лицо слишком высокопоставленное для того, чтобы самому вступиться за нее.

Эти слова были более чем прозрачны; король покраснел, но на этот раз от удовольствия. Он ласково похлопал Маникана по плечу.

– Я вижу, что вы не только умный молодой человек, но и прекрасный дворянин, а ваш друг де Гиш – рыцарь совсем в моем вкусе; вы ему передадите это, не правда ли?

– Итак, ваше величество прощаете меня?

– Совершенно.

– И я свободен?

Король улыбнулся и протянул Маникану руку. Маникан схватил ее и поцеловал.

– Кроме того, – прибавил король, – вы чудесный рассказчик.

– Я, государь?

– Вы превосходно рассказали мне о несчастном случае с де Гишем. Я так ясно вижу кабана, выскакивающего из леса, вижу падающую лошадь, вижу, как зверь, бросив коня, кидается на всадника. Вы не рассказываете, сударь, – вы рисуете картину!

– Государь, я думаю, что вашему величеству угодно посмеяться надо мной, – печально улыбнулся Маникан.

– Напротив, – отвечал серьезно Людовик XIV, – я не только не смеюсь, господин де Маникан, но выражаю желание, чтобы вы рассказали об этом случае в большом обществе.

– О случае на охоте?

– Да, в том виде, как вы передали его мне, не изменяя ни слова, понимаете?