Итак, нужен был Ляхов. Нужен был еще и потому, что он со своего поднебесного кресла разом видел всю литературно-художественную конъюнктуру, предложение и спрос, и мог четко и ясно ответить – если да, то где, как и когда, а если нет, то почему. С точным указанием необходимых исправлений.

Именно такие указания и нужны были Абрикосову, потому что Алене, по всему видно, уже начали надоедать его восторги. Кстати говоря, прочитанные книги и вечерние беседы почти совсем не отразились на новых Алениных стихах – Абрикосов ждал исторических и литературных ассоциаций, мифологических параллелей или, по крайней мере, более яркой образности. Наоборот, Алена стала сочинять короче, четче, если не сказать – суше. Почти совсем исчезли сравнения, зато раскованней стала ритмика и строфика.

Возникал довольно трудный для Абрикосова вопрос – как организовать встречу? Обычно Ляхов сам звонил Абрикосову, но последний раз это было сравнительно недавно – месяца четыре назад, так что следующий звонок мог последовать в лучшем случае через полгода. Значит, надо было проявиться самому, а это превращалось в особую проблему, хотя бы потому, что Абрикосов, несмотря на старинную дружбу и доверительные беседы, все-таки прекрасно чувствовал, что называется, социальную дистанцию. Позвонить, а тем более прийти к нему на службу – это сразу отпадало. В кабинете разговора не получится, да и дозвониться до него непросто – Абрикосов однажды попробовал, и в течение целого дня выслушивал вежливые ответы – на коллегии, проводит совещание, уехал в горком, у него Зайчевский и, наконец, – а вы, простите, по какому вопросу? А ни по какому! – и бросил трубку.

Но и домой звонить Ляхову нельзя было, размышлял Абрикосов, потому что он к себе зазовет. Просто скажет: «Ты далече? Недалече – заезжай». Абрикосов был у него один раз – ему уже на подходе не по себе стало, едва он увидел этот дом в тихом переулке у Цветного бульвара, светло-кирпичный красавец дом с редкими светящимися окнами. Обширный теплый подъезд и въедливый лифтер – в семнадцатую? а к кому? к кому именно? Четырехкомнатная квартира со стеклянными дверьми, с кожаной под старину мебелью. Рослая, синеокая и златокудрая жена, лучезарно улыбаясь, предлагала, зайдя в кабинет, где они сидели, – кофе? чаю? Валентин, может быть, лучше я накрою ужин? Ляхов-Лалаянц привез ее из Калинина, осчастливил старшего технолога полиграфкомбината, получил, наконец, рабыню и одалиску в полном соответствии со своими комплексами и архетипами. Кабинет был узкий, бесконечные ряды полных собраний сочинений по стенам, чуть конторский светлый стол под шарнирной лампой и два портрета – Иоганн Гутенберг с наборной дощечкой и Пастернак на огородной грядке, в кепке и сапогах.

В этот кабинет Ляхов время от времени приглашал сына для серьезного разговора. Жена, стоя под дверью, слышала негромкий и строгий голос мужа и сопение мальчишки. Потом сын выходил, мрачно шел на кухню и в клочья рвал над мусоропроводом пачку сигарет. Жена заглядывала в щелку кабинета. Муж невозмутимо сидел за столом и быстро писал, левой рукой подкручивая правый ус.

Говорили также, что Ляхов даже по воскресеньям выходил к завтраку выбритый и надушенный, в белой рубашке с галстуком.

В конце концов, все это можно было перемочь – и унизительные разговоры с секретарем, и холодную роскошь ляховской квартиры, – но нельзя было встречаться с Ляховым на его территории. Почему? А потому, что Абрикосов первый раз обращался к Ляхову с просьбой, а если он перед этим будет просить о встрече, просить приема – смех, да и только! – то он окажется как бы дважды просителем, а это уже слишком. И потом, Алена же тут не последний человек, вдруг у Ляхова будет вопрос к ней лично? Оставалось одно – зазвать к себе. Повод? Да никакого повода, он же не был здесь ни разу. Новоселье? Вспомнила бабушка… А где гости? Никакого новоселья, просто позвать, посидим-потреплемся, по старой памяти. Позвать, и точка. Но как? По телефону – не выйдет. Нужна случайная встреча.

Слава богу, рядом с ляховской конторой был книжный магазин. Абрикосов два дня дежурил там с без пятнадцати шесть до половины седьмого, делая вид, что он то не торопясь входит в магазин, то, наоборот, неспешно оттуда выходит. На третий день он вполне непринужденно столкнулся с Ляховым, уже протянувшим руку к автомобильной дверце. Ляхов согласился на удивление быстро, безо всяких цоканий языком и заведенных к небу глаз. Завтра годится? Годится, годится! Значит, завтра после работы, в семь зеро-зеро. Погоди, дай-ка адрес. Ну, есть. Подбросить? Нет? Давай, до завтра.

Ляхов-Лалаянц явился ровно в семь.

– Как граф Монтекристо! – воскликнул Абрикосов, распахивая дверь и поднимая палец, приглашая послушать, как по радио пищат сигналы точного времени. – Вот, Алена, знакомься, товарищ Ляхов-Лалаянц, крупный руководитель, простой и скромный человек.

– Главначпупс товарищ Победоносиков, – усмехнулся Ляхов, кланяясь Алене. – Держи. – Он протянул Абрикосову два пластиковых пакета. – Поддача и рябчики копченые, взял в кафе «Охотник», тут, у Черемушек, никогда не пробовал, вот такой пробел в образовании, будем срочно восполнять.

– Давай, Валентин Савельич, разоблачайся. – Абрикосов называл его по отчеству, но на «ты».

Ляхов был небольшого роста, но вполне плечистый, широкогрудый и присадистый, однако идеально сидящий темный костюм-тройка с открытой крахмальной грудью делал его каким-то миниатюрным, стройным и вертким, похожим на комика немого кино. Вроде Макса Линдера – только стоячего воротника с отогнутыми уголками не хватает, а так – все на месте, и сверкающие туфли, и запонки, и булавка на галстуке, и особенно усы, черными острыми полукругами лежащие на бледных щеках. А пальто – был самый конец марта, но вдруг подморозило, и Ляхов надел зимнее пальто – да, братцы-кролики, обладатели бархатистых дубленок и волчьих полудошек, вам остается только язык прикусить, если вы, конечно, что-нибудь понимаете про эту жизнь. Слегка мешковатое пальто из английского сукна, первый вздох нарождающейся моды, вторая волна протеста, уже не против пиджачной скуки, а наоборот, против пестрого стандарта джинсов, курточек и адидасок.

– Что, критика справа? – Абрикосов повесил ляховское пальто на крюк и щелкнул по рукаву.

– Оно!

Приятно общаться с человеком, который все понимает с полуслова.

– Хорошая квартира, – вертел головой Ляхов, пройдя в комнату. – Очень даже ничего… Мне бы такую.

– Тебе?

– А что, чем я хуже, собственно?

– Ах, в дополнение к вышеозначенному? – подмигнул Абрикосов.

– Не трави душу, змий! – захохотал Ляхов и хлопнул его по плечу. – Простите нас, Лена, старых пошляков. Пошли, ребята, на кухню, а то я продрог совсем. Греться, греться, греться!..

– Сейчас… – Абрикосов, поборов волнение, взял со стола приготовленную папку. – Валентин Савельич, я хотел просить… Алена пишет стихи, по-моему, интересно, мы еще никому не показывали, Валентин Савельич, ты вообще рукописи не читаешь, я знаю…

– Не части. – Ляхов взял папку у Абрикосова. – Ладно. Да, портфель в машине… Ладно, отдашь на выходе. И позвоните на той неделе, ближе к пятнице, – обратился он к Алене. – Серега даст мои координаты.