Айно сказал, что детей везут в ужасных условиях и будет лучше их разделить: половина продолжит путь в автобусе, но уже не в тесноте и духоте, а остальных придется везти морем. Время от времени автобус и катамаран будут встречаться на берегу и обмениваться пассажирами: это поможет детям меньше утомляться в дороге и развлечет их немного.

По совету Айно пилигримы принялись строить новые палубные помещения на катамаране. В крепости Жизор нашлись доски, гвозди и рабочий инструмент; руководил перестройкой катамарана старый Поль, оказавшийся в прошлом не только асом, но и плотником.

Однажды Айно подошел к Дженни, помогавшей плотникам, и объявил:

— Дженни, я поговорил с вашим осликом: отныне Патти сможет есть дьяволох, его организм теперь способен его усваивать. Но только молодые побеги, чтобы не стать агрессивным. Следите за этим. Я сделал это для того, чтобы вы не отдавали так много сил попечению о своем сером друге: впредь вам придется больше думать о детях, которых я вам поручаю. — Спасибо, Учитель!

Леди Патриция, Эйлин и Хольгер в строительстве палубных надстроек не участвовали. Леди Патриция лежала в отведенной женщинам комнате и спала. Айно наслал на нее глубокий и целительный сон, от которого она пробуждалась только три раза в день, чтобы поесть, справить туалет и немного поговорить с дочерью.

Эйлин и Хольгер почти все время проводили с Диной и ее воспитанниками. Маленькие друзья Эйлин водили ее по всему острову, она учила их хорошим манерам и рассказывала им сказки, и за эту дружбу пилигримы так и продолжали звать ее Белоснежкой. Впрочем, доктор утверждал, что она больше похожа на Мэри Поппинс.

Хольгер, обнаружив, что почти у всех воспитанников тонкий музыкальный слух и чистые звонкие голоса, изъявил готовность заниматься с ними пением. Айно благословил благое начинание. Эйлин серьезно училась музыке, и Айно попросил ее помочь Хольгеру, вручив ей альбом с православными песнопениями. Результат все услышали уже через несколько дней, когда на литургии в домашнем храме воспитанники в первый раз спели хором "Отче наш" и "Верую".

— Им буквы давались намного труднее, чем ноты! — восхитилась Дина. — А как украшает церковную службу хоровое пение! Хольгер и Эйлин, а вы не думаете о том, чтобы остаться с нами? Вы могли бы вместе продолжать учить детей музыке.

— Я останусь, если останется Эйлин, — сказал Хольгер. — Без нее мне не обучить детей музыкальной грамоте.

— А я останусь, если останется моя мама. Но леди Патриция ответила решительным отказом.

— Девочка моя, мне здесь очень нравится, этот сад просто волшебен, но ты же знаешь, дорогая, что я не люблю клонов! — сказала она.

— Мамочка, ну какие же они клоны? Это милые и невинные клоники!

— Я не хочу о них говорить, дорогая, — сказала леди Патриция, и разговор был окончен.

Эйлин, огорченная, пришла к Айно и спросила:

— Учитель! Вы не можете сделать так, чтобы моя мама полюбила клоников?

— Ты сама любишь их недостаточно, Эйлин. — Я не люблю?!

— Я не сказал "не любишь", я сказал "любишь недостаточно". Вот ты зовешь их "клониками", а это почти то же самое, что "клоны". Ты их любишь как меньших братьев. Дина никогда не называет своих воспитанников "клонами" — вот она их действительно любит. Я думаю, тебе лучше вместе с твоей матерью и другими паломниками отправиться странствовать дальше.

На глазах девочки выступили слезы обиды и стыда.

— Не плачь, моя хорошая! Ты не представляешь, как ты нужна будешь в дороге Ланселоту. Ты поможешь ему смотреть за детьми, которых вам предстоит спасти. Там ты будешь нужнее. Но пока вы с Хольгером здесь, продолжайте учить пению наших детей. А с твоей матерью я поговорю.

Айно не стал вызывать к себе леди Патрицию, а сам разыскал ее на другой день в саду после завтрака: леди Патриция сидела на зеленой полянке и читала книгу, взятую в библиотеке замка.

— Сестра моя Патриция, можно мне посидеть с тобой?

Женщина подняла на него удивленный взгляд и кивнула. Айно пустился на траву напротив леди Патриции и спросил ее:

— Известно ли тебе, сестра, в честь кого тебе дали имя Патриция?

— Конечно. В честь моей бабушки. Так называли многих женщин в моей семье, это любимое имя в нашем роду.

— А мальчиков часто называли Патриками, не правда ли?

— Да. Это распространенное ирландское имя.

— Я хочу тебе поведать, сестра, если ты этого не знаешь, что имена Патрик и Патриция давались маленьким ирландцам в честь святого равноапостольного Патрикия.

Леди Патриция задумалась, сосредоточенно нахмурив брови, а потом кивнула:

— Я вспомнила. Когда я была маленькой, День святого Патрика отмечали в наших краях большим всенародным праздником. Потом этот праздник запретили, когда власть на земле захватило это чудовище…

— Не будем говорить о нем сейчас. Так вот, сестра, святой Патрик, или Патрикий, а по латыни — Патриций, что значит "благородный", был крестителем Ирландии. Это он основал в твоей стране православную христианскую Церковь и монашество. Он не убоялся язычников-кельтов, не брезговал их непохожестью на христиан — он их любил и приводил к Христу. Один из твоих предков, сестра, служил ему верой и правдой, хотя и был воином. Вот почему в вашем роду так часто встречаются эти имена — Патрик и Патриция. И тебе твое имя дали при крещении в честь святого Патрикия.

— Этого я не знала. Признаться, я забыла даже, что меня крестили в детстве. — Леди Патриция задумалась, помолчала некоторое время, а потом спросила: — Как я понимаю, вы не просто так все это сейчас мне рассказываете?

— Да. Я хочу, чтобы ты была готова бережно и ласково учить вере в Иисуса Христа детей человеческих — детей несчастных, измученных, увечных, голодных и грязных.

— Но я не знаю таких детей, Учитель!

— Ты скоро встретишь их. Неси им любовь, добро и свет Христов, трудись в память святого Патрикия. — И тогда моя жизнь снова обретет смысл?

— Да, дорогая моя сестра. В служении Христу и детям ты снова обретешь смысл жизни.

Каждый день после ужина и вечерней молитвы в храме Айно беседовал с паломниками и оглашенными — так он называл тех, кто готовился к святому крещению. Он читал им вслух Святое писание, объяснял непонятные места и отвечал на вопросы.

Якоб не отходил от Айно и не пропускал ни одной службы в храме. Он и на "Мерлине" трудился, не прекращая молитвы, и поскольку все мысли его были о Христе, то и работа с топором и пилой нравилась ему потому, что Христос в юности был плотником.

Как-то вечером Айно позвал Ланселота для беседы.

— Брат мой Ланселот, — начал он, — твои спутники очень изменились за время ваше го странствия.

— Дорогой Айно, я сам вижу, что происходит с моими людьми. Но ты напрасно беспокоишься, я совсем не противник их веры, моя матушка была христианкой, а я очень любил ее.