Количество людей, посвятивших себя изучению Корана, было огромным. Среди них были толкователи Корана, принадлежавшие к различным сектам и юридическим школам, «собиратели» слов Пророка, изучавшие его высказывания, правоведы, отвечавшие на разного рода вопросы, которые могли исходить как от халифа, так и от кади, проповедники, произносившие пятничную молитву и на этом основании обладавшие настолько значительной властью, что часто их назначение осуществлял сам халиф; уличные проповедники, направлявшие общественное мнение не только в духовных, но и в политических вопросах, а потому нуждавшиеся в пристальном надзоре, муэдзины… Все они занимали видное положение в столице. В первые века ислама его догматы еще не устоялись, и шли чрезвычайно жаркие споры. Политика и религия тесно сплелись, и многие проблемы, например, алидская, были очень далеки от разрешения.

Кади также принадлежали к сословию улемов. Эти люди, обладавшие колоссальной властью и авторитетом, выступали третейскими судьями в конфликтах между людьми и несли на плечах тяжкий крест осуждать своих ближних. Не все правоведы брали на себя это бремя, поскольку некоторые считали его слишком тяжелым для своей совести. Некоторые отказывались от всякого вознаграждения, утверждая, что судить своего ближнего не великая заслуга. Многие жили в нищете, как, например, два багдадских брата, у которых на двоих был всего один тюрбан и одна одежда. Когда один уходил, другому приходилось оставаться дома. Или еще этот главный судья, одетый в хлопчатобумажную одежду самого дрянного качества… Кади настолько далеко заходили в демонстрации независимости, что отказывались вставать в присутствии халифа. Однажды, когда Мамун явился в суд как простой горожанин и сел перед судьей, тот приказал принести подушку и для второй стороны. А философ ал-Кинди рассказывает, что некий египетский представитель императрицы Зубайды, имевший наглость сесть во время процесса, получил от кади приговор к десяти ударам кнутом. В VIII и IX вв. судьи, всегда одетые в черное — цвет Аббасидов, — заседали в мечетях, а жалобщики усаживались вокруг них. Свидетельства принимались только от людей с хорошей репутацией; относительно людей, о которых ничего не было известно, проводилось расследование.

Так в исламском государстве получила продолжение традиция, зародившаяся в империях Древнего Востока, по которой для народа нет ничего важнее справедливости, и даже религия не в состоянии восполнить ее отсутствие. Она осталась без изменений и в Османской империи: одного из самых ее прославленных и почитаемых правителей, Сулеймана Великолепного, подданные прозвали Законодателем.

Отложив в сторону религиозные расхождения, которые в мусульманской среде иногда приводили к вспышке насилия, эти люди, прибывшие с четырех концов земли, жили в согласии, не нарушаемом даже следами расовой сегрегации. И дело не в отсутствии гордости за свои корни, а в том, что человека не презирали за цвет его кожи — об этом просто не могло быть и речи. На всех уровнях социальной лестницы смешение было таково, что никто не мог претендовать на чистоту происхождения. У самих халифах в жилах текла настолько смешанная кровь, что ни о какой расовой гордости говорить не приходилось. Точно так же даже в помине не было ненависти к тем, кто не исповедовал веру в Пророка, будь они христианами или евреями. В Багдаде между мусульманами и людьми Писания не существовало никакой разницы.

Христиане, в большинстве своем, были несторианами. Именно их монастырь в Дайр ал-Аттике, расположенный к югу от будущего Круглого города, принял Мансура, когда он выбирал место для строительства своей столицы. Христиане владели церквями и монастырями, в частности в квартале Карх. Особенно много их было в ал-Шаммасие. Монофизитов было меньше. Ни тех, ни других никто не беспокоил, и при первых Аббасидах Багдад был важным центром распространения несторианства в направлении Центральной Азии.

У евреев в то время также не было оснований для жалоб. Ни мусульманское завоевание, ни аббасидская революция не потревожили еврейских земледельцев, горожан и ремесленников, чья история в Месопотамии насчитывала более двенадцати столетий. Скорее, эти два события улучшили их участь, так как исповедовавшие зороастризм Сасаниды подвергали их гонениям. После возведения Круглого города главы еврейской общины перебрались в Багдад, который стал ее административным и юридическим центром. При Харуне некоторые ее представители пользовались огромным влиянием в политической, а главное, финансовой сфере. В религиозной и интеллектуальной области можно отметить, что влияние багдадской талмудической школы распространилось далеко за пределы границ империи. Толкователи Талмуда, называемого Вавилонским, эти «академии» распространили раввинистическую традицию вплоть до Южной Европы.

Жизнь в Багдаде

В Багдаде существовали все возможные виды жилища, от пышного дома придворного вельможи или крупного торговца до лачуги носильщика или берлоги в каких-нибудь развалинах, служащей ночным приютом для нищего.

В этом жарком климате у большей части домов, которые мы бы назвали «буржуазными», имелся сад, дававший воздух и прохладу, с бассейном в обрамлении пальм и кипарисов. В садах росли розы, нарциссы, анемоны, фиалки, жасмин, лилии, гвоздики, а в водоемах — лотосы. Тюльпаны еще не были завезены из Центральной Азии, но начали появляться апельсиновые деревья, родиной которых является Индия. Страсть к садам была всеобщей, как это впоследствии было и в Османской империи, где люди шли на разорение, чтобы купить луковицу тюльпана. Многочисленные поэты воспевали радость вечеров, заполненных состязаниями в искусстве стихосложения, песнями, музыкой, невинными играми и другими, менее невинными радостями.

Дома возводились из кирпича, высушенного на солнце или обожженного в печи (самые скромные жилища сооружали из утрамбованной земли), скрепленного глиной или известковым раствором. По очень древней технологии, применявшейся еще в Вавилоне, ряды кирпича прокладывали тростником. Кирпичную кладку покрывали штукатуркой, часто лишь частично, чтобы смягчить воздействие жары. С той же целью использовали кашани (от названия города Кашан) — синие, бирюзовые, зеленые или желтые фаянсовые изразцы с металлическим блеском, квадратной или восьмиугольной формы. В то время Багдад являлся крупнейшим центром производства цветной керамики. Широко использовалась также отделка под мрамор — мотивы в виде линий, арабесок, стилизованных цветов, — особенно в обрамлении ниш. Этот стиль нашел свое завершение в Самарре. Такой же пышностью отличались двери, выполнявшиеся из резного дерева ценных пород, вроде эбена, и иногда покрытые золотой фольгой.

Кровли были плоскими, как и во всех странах Востока. На них можно было спать жаркими летними ночами. Многоэтажные здания в Багдаде были редкостью, но в некоторых городах той же эпохи, например, в Фуста-те, были дома в восемь этажей. Вход в богатые дома представлял собой широкий, роскошно отделанный коридор (дилиз), который вел во внутренний двор, вокруг которого располагались комнаты, предназначенные для мужчин или открытые для их доступа. Через другой проход можно было попасть во второй двор, где находился гарем. Третье помещение занимали слуги. В доме могло быть до пятидесяти комнат, большинство которых выходило во дворы, а те, что были обращены на улицу, имели окна или проемы. Свет проникал в них через круглые окна диаметром от 20 до 50 сантиметров.