– Принимается, – кивнул Бондарь. – Я не прокурор. Выносить обвинение и судить другие будут. Мое дело… – Он поправился. – Наше дело – совместно оценить ситуацию и прояснить ее для компетентных органов.

Реутов энергично потер лицо, прогоняя просящуюся улыбку. Даже себе самому он не желал признаваться в том, что слова «наше» и «совместно» означают для него очень многое.

– Итак, – произнес он, веля себе изъясняться сухим казенным языком. – Факт номер один. Ребятишек при нашей хозяйке значительно больше, чем требуется для охраны ее сиятельной персоны. Те, которые при общей гостинице ошиваются, только видимая часть айсберга. – Реутов поскреб затылок под лыжной шапочкой, явно недовольный тем, что его занесло в арктические дебри. – Иначе выражаясь, – продолжал он, – на виду находится примерно четверть личного состава, причем не лучшая. Подступы же к курортному комплексу охраняются со знанием дела, не хуже, чем база боевиков. Внизу, справа и слева гору стерегут такие волчары, что хрен подступишься. На виду у всех не маячат, со мной не контачат, службу несут скрытно, по всем правилам военного искусства. В общем, у них свое начальство. – Реутов горько усмехнулся. – Мне, как пенсионеру, молодняк доверили. Спортивные ребята, но в настоящих делах не обтершиеся и не обстрелянные.

– Дело наживное, – заметил Бондарь. – Обстреляют еще. А потом без всяких почестей в землю закопают. Обычная история.

– Да, – согласился Реутов. – Обидно.

– За ребятишек?

– За жизнь их короткую, бестолковую. Столько бы успели сделать всего…

– Они выбрали судьбу наемников, – жестко сказал Бондарь. – Им прикажут – убьют, не задумываясь. Или уже убивали.

– Есть и такие. Я их за версту чувствую. – Реутов шумно втянул ноздрями воздух и зажмурился, наслаждаясь пьянящим ароматом хвои. – У них запах особый. Гнилой.

– Хоть гнилостный или сразу трупный. Не жаль мне эту публику. Да они меня и не беспокоят.

– Тогда поговорим о девчатах.

– Без них никак.

Реутов задумался, подбирая слова.

– Девчат собрали здесь не для разврата, – сказал он, – хотя практика избирательных сношений наличествует.

– А по-русски можно? – усмехнулся Бондарь. – Что несостоявшихся манекенщиц потрахивают все кому не лень, я уже знаю.

– Не все, – возразил Реутов. – Мне, например, не перепадает. Да и среди ребятишек этой чести удостаивается далеко не каждый. Строгий отбор. Как у космонавтов.

– По какому же принципу их отбирают? По форме носа?

– Ха-ха! Ошибаешься, капитан. Форма носа и других органов не учитывается. Применяется научный подход. Медицинский.

– Та-ак, – протянул Бондарь. – Что-то в этом роде я уже слышал. Девчушка, которую ко мне подсылали, намекала на всякие строгости и ограничения.

– Ниже по склону, – сказал Реутов, – расположен административно-бытовой корпус, но это только название. Оттуда лекарствами тянет. Ребятишки, которых туда время от времени приглашают, говорят, что в здании настоящая клиника или медицинская лаборатория. Но их далеко не пускают. Это самый засекреченный объект в округе. Соваться без пропуска не рекомендуется, враз башку отшибут.

– Стоп, полковник. – Бондарь поскреб выпуклый шрам на подбородке. – Не так быстро. Дай сообразить.

– Соображай, капитан. Для этого тебя и прислали.

– Морталюк с Щусевичем в той клинике обследуются?

– Сегодня вечером обещались почтить нас своим присутствием, – мрачно произнес Реутов.

– Они чем-то больны? – спросил Бондарь. – Насчет Щусевича еще понимаю: с такой харей только в больницах и пропадать. Но Маргарита Марковна… Она показалась мне вполне цветущей женщиной.

– Более чем цветущей.

– Уточни, пожалуйста.

– Морталюк о вечной молодости мечтает, – пояснил Реутов. – Крокодил Юрасик, чтоб ты знал, в этом от хозяйки не отстает. По образованию он медик. Не уверен, но предполагаю, что клинику возглавляет он.

– И присматривает за пятью беременными дурочками, – тихо произнес Бондарь. – Пока за пятью. Программа-максимум заключается в том, чтобы здоровые, прошедшие медицинское обследование парни обрюхатили всех девчонок поголовно… Я прав?

– Быстро соображаешь, – одобрительно сказал Реутов. – Мне, чтобы прийти к аналогичному выводу, в два раза больше времени потребовалось.

– Тебе никто не помогал, – великодушно напомнил Бондарь.

– Ну, я тебе тоже не шибко пригодился, – с досадой сказал Реутов, поднимаясь с примятого снега. – Пора идти, не то нас хватятся и возьмут на карандаш. По пути договорим. Я прихрамывать стану, мол, ногу подвернул. Конспирация, капитан, и еще раз конспирация.

– Набрать три десятка девушек, завезти их на высоченную гору, кормить, поить, одевать, обхаживать, заботиться об их здоровье… – Бондарь забросил лыжи на плечо и, проваливаясь в снег по колено, недоуменно подытожил: – Не вижу в этом смысла. Для чего Морталюк понадобились беременные девушки?

– Ну, на этот вопрос тебе любой первоклашка ответит, – пропыхтел Реутов.

Ни он, ни его спутник не ступали в следы друг друга, словно не желая проявить слабину. Упрямо продвигались по глубокому снегу, вскидывая колени чуть ли не на высоту грудной клетки. Самоутверждались. Доказывали, что сами с усами.

И все же промолчать Бондарь не сумел.

– Первоклашек не вижу, – произнес он, с трудом выдерживая темп, заданный старшим товарищем. – Ответь ты.

– Запросто, – обронил Реутов, окутанный повалившим от него паром. – Отвечаю. Беременные девушки нужны для того, чтобы рожать.

Истина, обрушившаяся на Бондаря, была проста и тяжела, словно кувалда. Мотая головой, чтобы избавиться от потемнения в глазах, он продолжал продвигаться вперед, но делал это автоматически, как робот.

Реутов был прав. Женщина, прозванная в деловых кругах Леди Мортале, действительно затеяла конкурсы моделей с единственной целью. Ей зачем-то понадобились чужие дети. Двадцать семь здоровеньких, крепеньких младенцев, на которых никто не заявит отцовские права. Что касается прав материнских, то с ними тоже не возникнет проблем. Девушки, свезенные на гору Фишт, были подобраны не только по определенным внешним данным и физиологическим критериям. Припоминая Люду, припоминая все, что ему довелось наблюдать и слышать в столовой, Бондарь мрачнел все сильнее.

Нет, не случайно поиск подходящих кандидаток велся именно через модельное агентство. Морталюк рассчитала все правильно. Кто стремится на подиумы? Внешне привлекательные, но духовно убогие девицы, смысл жизни у которых сводится к тому, чтобы постоянно крутиться на виду у мужчин. Перефразируя песенку из «Бриллиантовой руки»: на лицо прекрасные, темные внутри. Способны ли они любить кого-нибудь, кроме себя? Обладают ли хотя бы зачатками материнского инстинкта?

Вряд ли. Откровенная торговля собой подразумевает полное отсутствие моральных принципов. Девушки, отобранные Морталюк, по природе своей мало чем отличаются от лягушек и рыб, мечущих икру. Просчитав свою выгоду, они родят и даже не поинтересуются, кого выносили: мальчиков или девочек. Какая разница? Лишь бы деньги заплатили за год, вычеркнутый из жизни. Деньги, надо полагать, немалые. Помноженные на 27 и приплюсованные к прочим затратам, они дадут в итоге приличную сумму. Не на ветер же их выбрасывает Морталюк? Тогда зачем? Что она приобретает взамен? Возможность пить кровь младенцев?