И я совершенно не сомневалась, что меня в случае чего заставят это сделать: поесть, выйти из комнаты и отправиться развлекаться. Пить кофе с принцами. Участвовать в чем-то, в чем я должна участвовать. Не уговорами – так магией, которая, как оказалось, могла быть не только средством от головной боли или красивыми синими огоньками.

Магия давала власть.

Могла, я не сомневалась, задурить чью-то голову.

И, наверное, могла убить, если это понадобится.

От этой мысли я свернулась в клубок под одеялом, обхватив себя руками, потому что меня знобило от нервов, и разрыдалась с удвоенной силой. Внутри, где-то между ребер, что-то болело – не физическое, не то, чему полагается между ребер быть. Что-то, что болит, когда тебе больно иначе. Когда мир вдруг оказывается не таким, как ты себе навоображал, и не собирается меняться. Когда тебя не пускают на желанный концерт, потому что слишком далеко ехать и слишком поздно возвращаться, а друзьям твоим веры нет. Когда тебя бросает первый и главный в жизни мальчик. Когда ты понимаешь, что не в силах вернуться назад во времени и сделать другой выбор.

Когда тебя ставят перед фактом, что ты здесь ничего не решаешь, и ты сразу же превращаешься в ничто. В пустое место.

Я перевернулась на спину и уставилась в темноту потолка. Что-то неприятно ударило меня в бок, в ребра, и, вытянув руку, я обнаружила книгу, лежащую поверх покрывала. И даже не одну.

Удивительное дело, конечно, но кровать, на которой я спала, была такой большой, что я бы и сама в ней потерялась при случае. Что уж говорить о книжках, даже таких немаленьких, как «Ars Magica».

Я провела рукой по кожаному переплету с металлическими уголками, один из которых как раз и впился мне в бок. Интересно, когда я успела ее сюда притащить?

Или все дело в призраках, населяющих замок и кидающих полезные книжки в комнаты девиц, попавших в беду?

Или…

Я посмотрела на остальные книги, каким-то образом оказавшиеся на покрывале. «История мира для девиц», первый и второй тома – внезапно, какой-то сборник правил этикета… То, что мне, наверное, и стоило искать в библиотеке.

И то, что я держала в руках, когда сама в этой библиотеке была.

Видимо, кто-то из слуг принес это сюда… Хотя почему оставил на кровати? Лучше места не нашлось? Или рассчитывал, что так быстрее найду – когда уголки одной из них вопьются мне в бок?

«Так или иначе, – подумала я, шмыгая носом, – мне лучше отвлечься. И если этим «отвлечься» станет книжка о магии, о той самой магии, действие которой я испытала на своей шкуре, то почему бы и нет?»

***

– Нет, – сказала я. – Я никуда с вами не пойду.

И грозно нахмурилась, всем своим видом выражая глубочайшую обиду.

Утро, конечно, не задалось с самого начала. Я наплакалась и не выспалась, поэтому смотрела на мир и всех его обитателей с неприязнью.

То, что вчера казалось мне поводом для жестокой обиды и горьких слез, сейчас поблекло и выглядело уже не так страшно. В какой-то момент мне даже начало казаться, что лучшим решением будет извиниться – и тем самым прекратить конфликт.

Я бы так и сделала, если бы чувствовала за собой какую-то вину.

Кроме вины за то, что вспылила.

В ответ на что?

На обещание использовать меня с наименьшим для меня вредом? Или что?

«В любом случае,– рассудила я с утра, – применять к беззащитному человеку магию – подло и некрасиво». Тем более что Кондор делал это не в первый раз: я помнила, как он заколдовал меня, отправив спать в ту ночь, когда я здесь появилась. Это я могла бы простить и даже понять. Вчерашнее прощать и понимать я не собиралась.

Именно это я и сказала в лицо Ренару, когда он заявился ко мне в комнату.

Он, кажется, заодно со всеми ними, а значит – тоже был готов меня использовать.

Ренар в ответ виновато улыбнулся и шагнул ближе ко мне, сидящей, скрестив ноги, на краю кровати.

До его появления я пыталась лениво долистать «Ars Magica» и сейчас, прикусив нижнюю губу, снова невидяще уткнулась в ее страницы. Книга лежала у меня на коленях, пыльная, с заморочным шрифтом и гравюрами, и такая тяжелая, что, пожалуй, в случае чего ею можно было бы отбиваться от всяких там.

«Маги не разделяют свои чары на добрые и зловредные, светлые или тёмные, считая, что сила, дарованная им свыше, лишь инструмент, направление которого зависит от рук, его использующих».

«Вот уж правда, – подумала я. – Хочешь – прикурить даст, хочешь – заставит сидеть на месте, пока ему не надоест».

– Мари…

– Уйди.

Все те несколько часов, которые я пыталась спать, очень тревожно и неглубоко, мне снилась эта книга. Веры в доброту и милосердие волшебников от чтения не прибавилось. Даже наоборот.

«Миру известно немало историй как о невинных девицах, совращённых коварными чародеями, так и о юношах, ставших слугами злых ведьм».

Ренар сел на пол передо мной и попытался осторожно отодвинуть книгу, которой я от него отгораживалась.

– Я-то тебе что сделал? – серьезно спросил он.

Без обиды в голосе, но так, что мне вдруг стало почти стыдно, и я задумалась.

Что он мне сделал? Да, собственно, ничего такого. Просто был слишком милым и слишком своим, а я, дурочка, ему верила, пока не выяснилось, что…

– Ты мне ничего не сделал, – сказала я, не смотря на него. – Достаточно того, что мне сделал кое-кто другой.

Ренар ничего не ответил, словно обдумывал мои слова. Он сидел, чуть вытянув шею, как удивленный кот, и слегка постукивал пальцем по подбородку. Глаза его смеялись, несмотря на нахмуренные брови.

«Девицы, – говорилось в книге, – чародейскому обучению очень препятствуют, потому к девицам у чародеев отношение сугубо практическое, как и к прочим видам связей, свойственных роду человеческому».

Смешно.

– И поэтому, – продолжила я. – Я никуда с вами не пойду. Ни с ним, ни с тобой, ни с вами обоими. Если Кондору это так нужно, он может снова меня заколдовать. – Я поставила локти на книжные листы и посмотрела на собеседника так, что, по моему мнению, ему следовало бы провалиться сквозь пол на все три этажа под нами. – И вести за собой на ленточке.

«Видимо, господин маг не умеет иначе обращаться с девушками», – подумала я, но произносить это вслух не рискнула.

Ренар вздохнул, прикрыв глаза, и его плечи поникли.

– Я прекрасно понимаю, почему ты злишься, –