Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Алтём.
— Артём? — невольно усмехаюсь, давя внутреннюю волну беспощадной скорби.
Не будет у нас никакого Артёма. Мы с мужем очень хотели второго ребёнка, но мой наглый бывший подстроил обстоятельства так, что теперь это просто невозможно.
— Когда вы с папой помилитесь? — малышка видит моё состояние и перенимает его.
Начинает нервно теребить край своей футболки в руках, а глаза её слезами наполняются.
— Так, милая. Пойдём-ка на прогулку! — ободряюсь.
Не хватало ещё довести своего маленького котёнка до истерики.
Василиса бойко едет на самокате вперёд, а я иду следом за ней. Дышу глубоко свежим воздухом, наслаждаюсь яркими солнечными лучами и тревога постепенно отступает.
Телефон жужжит в сумочке, и я останавливаюсь, чтобы ответить на звонок.
— Привет! — веселый голос сестры заставляет меня искренне улыбнуться. — Алис, ну как дела? Что не звонишь?
— Да всё нормально. Начала учиться на косметолога, впереди ещё полгода занятий, и я буду специалистом в этой области. Женя на развод подал.
— Сочувствую, — Юля вздыхает. — А я хотела радостью поделиться, но теперь, думаю, не стоит.
— Что у тебя?
— Денис мне предложение сделал! Я замуж выхожу!
Я открываю рот, чтобы поздравить сестру, но меня оглушает пронзительный детский крик.
Оборачиваюсь резко, даже голова кружится.
— Маааама! — надрывно орёт Василиса.
Малышка лежит на асфальтной дорожке. Она в одной стороне, самокат — в другой.
— Я перезвоню! — бросаю телефон в сумку и бегу к ребёнку. — Милая, что болит?
Но малышка не отзывается, продолжая надрывно кричать и морщиться. Помогаю ей подняться, осматриваю личико с кровавой ссадиной на лбу.
— Мамааа, — жалобно ноет, розовые губки дрожат, крупные горошины слёз прыскают из её глаз.
— Василиса, что болит? — упрямо смотрю на неё, скольжу взглядом по телу.
Правая ручка дочки начинает синеть и опухать буквально на глазах. Даже не медику понятно, что это перелом.
Цепляю пальцами телефон, чтобы вызвать такси, но Василиса так громко кричит, что я тут же передумываю. У бедного таксиста уши в трубочку свернутся от её плача. Скорая тоже не вариант. Неизвестно сколько ждать придётся.
Нахожу в телефонной книге Женю и, выдохнув, нажимаю на вызов. Слушаю длинные протяжные гудки, попутно пытаюсь успокоить Василису. Ссадина на её маленьком лобике наполняется кровью, и алые капли падают на розовую футболку. Прижимаю малышку к себе, чтобы не видела этого. Испугается ещё сильнее.
Женя не отвечает.
Он на работе. Возможно, на важном совещании. Может, свой очередной проект представляет заказчикам.
Нахожу номер Стрельцова и вытаскиваю его из чёрного списка. Сердце тревожно сжимается с болью, точно его иглами пронзают. Медленно и мучительно.
Не хочу ему звонить.
— Мама! — Вася в ужасе взвизгивает. — У меня кловь!
— Милая, ничего страшного. Закрой глаза, — целую её в плечо, и шепчу уже больше для себя. — Всё будет хорошо.
В полной решительности подношу дрожащий палец к зелёной трубке, и вздрагиваю, когда мне перезванивает муж.
— Женя, у Василисы перелом. Нужно срочно в травмпункт! — говорю чётко и быстро.
— Где вы?
— В парке недалеко от твоего офиса.
— Понял, — слышу шуршание в телефонной трубке. — Уже еду.
43
— Как же так, Алиса? — Женя стреляет в меня ледяным убийственным взглядом.
Я сижу на кушетке в коридоре больницы, смотрю на свои руки, всё ещё перепачканные детской кровью, и жалобно всхлипываю. Муж стоит у окна, нервно стучит краем телефона по подоконнику.
— Я знал, что самокат — плохая идея. Я тебя предупреждал! — обречённо говорит, избивая мою душу своими словами.
— Жень, прости меня. Я отвлеклась на телефонный звонок! — поднимаю взгляд вверх, чтобы задержать непрошеные слёзы.
Резкий свет больничных ламп бьёт в глаза, ослепляет. Теперь я вижу только яркие вспышки и мерцающие пятна.
— Моя мама всё это время была права, — выпаливает резко и подходит ко мне. — Херовая из тебя мамаша.
— Что?
— То! Алиса, весной ребёнок чуть не утонул. Теперь руку сломал. А может у Василиски ещё и сотрясение! — безжалостно выговаривает мне в лицо.
Я молчу. Оправдания мне нет. Видимо, я и правда херовая мамаша. Женя во многом прав.
— Знаешь что, дорогая бывшая жёнушка, давай-ка мы всё-таки решим на берегу один один важный вопрос, — зловещий шёпот обжигает, заставляя кровь в венах холодеть. — Я считаю, что Василисе будет лучше жить с моей мамой. А ты будешь приходить в гости.
— Жень, ты же сам говорил, что со мной малышке лучше…
— Это было до того, как ты чуть не угробила мне ребёнка.
Я сглатываю болезненный ком обиды, а острое чувство вины бьёт пощёчины.
Женя прав.
Я плохая мама.
Смотрю на свои руки в детской крови и убеждаюсь в этом ещё раз: херовая мамаша.
Поджимаю губы и, наконец, решаюсь уйти в уборную. Нужно смыть кровь. И умыться мне бы не помешало, ведь за последние полчаса я размазала по лицу тушь и помаду.
Чувствую на себе пронзительный взгляд мужа, и меня шатает из стороны в сторону, как пьяную. От напряжения по спине течёт холодный пот, я задыхаюсь от неконтролируемых слёз, но упорно продолжаю вбивать себе в сознание правильные слова Жени.
С Анастасией Сергеевной Василисе будет лучше.
С бабушкой малышка ни разу не попадала в травмоопасные ситуации, а со мной каждый месяц что-то случается.
И сегодня последняя капля.
Надеюсь, когда Василиса вырастит, она сможет понять, почему я так поступила. Из-за чего я оставила её, стала мамой выходного дня.
Остужаю руки в холодной воде, пропахшей хлоркой. Прикладываю ладони к щекам, выдыхаю раскалённый больничный воздух.
Кажется, что меня ненавидит весь мир. Я не нужна никому. И это состояние меня поглощает, заставляет болезненно трепетать и сжиматься.
— Я сильная. Я справлюсь! — шепчу себе подбадривающие фразы, а сама дышу неровно и жалобный взгляд поднимаю к зеркалу напротив.
На приведение стала похожа. Такое жалкое подобие живой женщины с бледной кожей и впалыми красными глазами.
— Папа! — слышу голос моей малышки и быстро умываюсь.
Поправляю волосы и выхожу в больничный коридор. Василиса обнимается с Женей, на правую руку наложили гипс.
Держась за стену, делаю шаг в их сторону. Голос врача звучит отдалённо, словно мне в уши ваты набили. Я его не слышу, но примерно знаю, что он говорит. Медицинское образование — как выжженная печать, на всю жизнь. Глубоко вздыхаю, стараясь унять головокружение.
Василиса меня не замечает. Занята разговором с папой:
— Смотли какая у меня тепель лука. Уже не болит!
Женя поднимает глаза на меня и хмурится.
— С тобой всё хорошо? — бросает мне, а я могу только кивнуть. — Ладно, поехали все вместе к бабушке.
До