Сашке сделалось жалко себя. Но она обнаружила – без удивления, – что не умеет плакать.

* * *

– Курс «Введение в практическую специальность» рассчитан на два семестра. Зимой мы сдадим зачет, летом мы тоже сдадим зачет. На третьем курсе нас ждет один семестр собственно практических занятий, а после него – переводной экзамен. Это серьезно, дорогие мои. Опыт показывает, что легче всех этот экзамен сдают студенты, одинаково успевающие в классе «Специальность» и «Введение в практику», то есть отныне вы должны делить свои усилия между двумя главными предметами: моим и Олега Борисовича. Но если с Олегом Борисовичем вы занимались год, то меня вы пока не знаете…

Горбун улыбнулся.

Он стоял посреди аудитории, почти упираясь головой в потолок. А если бы не сутулился – наверняка бы уперся; на Николае Валерьевиче был черный костюм старомодного кроя. Время от времени Стерх поводил плечами, будто у него затекла горбатая спина.

– А заниматься мы будем с каждым индивидуально. Может быть, потом разобьемся на маленькие подгруппки, человека по три-четыре, но сначала мне надо выявить ваши профессиональные склонности. На данный момент здесь сидит только один человек, чье будущее более-менее ясно…

– И это Самохина, – сказала Лиза.

Николай Валерьевич поднял брови:

– Милая девушка, разве Олег Борисович не научил вас молчать, когда говорит преподаватель?

Лиза покраснела, но глаз не отвела.

– Да, это Александра Самохина. У нее очень яркие, гм, профессиональные данные, они выявились еще на первом курсе, и с Александрой мы будем заниматься по особой программе. Но это не значит, что кто-то из вас останется без внимания, поверьте, – и он снова мягко улыбнулся.

Кажется, не все преподаватели специальности придерживались инквизиторской манеры Портнова. Горбун был, по крайней мере, добрый. Второкурсники обменялись просветлевшими взглядами, кое-кто даже поверил, кажется, что здесь можно будет немножечко посачковать…

Сашка не обольщалась.

* * *

Расписание практических индивидуальных горбун составлял сам, никому не доверяя. Сашка оказалась последней в списке; она успела посидеть в библиотеке и поэкспериментировать с новым сборником упражнений.

Первый взгляд не обманул ее: новые упражнения были сродни старым, но сложнее на порядок. Многоступенчатые преобразования сущностей, бесконечно абстрактных, иногда закольцованных, иногда сжатых в точку, готовых в любой момент высвободиться и насквозь прорвать ткань воображаемой реальности; если это были чужие мысли – то настолько нечеловеческие, что Сашка боялась себе представить мозг, естественным образом родивший эти химеры. Одновременно – Сашка уже умела это видеть – упражнения были потрясающе красивы в своей гармонии.

Она вспомнила о занятиях с горбуном за минуту до назначенного времени.

Аудитория номер четырнадцать размещалась на четвертом этаже, деревянном, скрипучем и гулком. Пробежавшись по коридору, Сашка силой заставила себя сдержать шумное дыхание и постучалась.

– Здравствуйте, Саша. Садитесь, поговорим.

В аудитории стояли, как в классе, парты, Сашка выбрала ту, что под самым окном. Внизу – руку протяни – шумело зеленое море лип.

– Вот и первый курс пролетел. – Горбун уселся напротив, за преподавательский стол. Его пепельные волосы, прямые и длинные, двумя кулисами обрамляли лицо. Острый подбородок лежал на высоком белом воротнике. Какой-то он весь старинный, подумала Сашка.

– Саша, – сказал горбун раздумчиво. – Вам никогда никто не говорил, что вы – отдельный, особенный человек? Которого ждет отдельная, очень важная миссия?

– Нет, – быстро сказала Сашка.

Горбун улыбнулся:

– Оно и к лучшему. Звездной болезни нам не надо… Но вот, Александра Самохина, пришло ваше время. Вы не просто лучшая наша студентка, вы редкостное дарование, можно сказать, подарок. Вас ждет великое будущее. А что это значит?

Сашка недоуменно молчала.

– Это значит прежде всего, что ваше настоящее – ежедневный рабский труд, без лени, без страха, без колебаний. Работа – подготовительная, – которую вы проделали на первом курсе, ничтожна по сравнению с тем, что вам – нам с вами – предстоит еще выучить, усвоить, отработать. Сегодня – прямо сейчас – мы начинаем готовиться к переводному экзамену, который вам предстоит на третьем курсе, зимой.

Она слушала, навалившись животом на стол. Горбун говорил с легкой улыбкой, но он не шутил, о нет, и Сашка прекрасно понимала, что он не шутит.

За раскрытым окном колыхались липы. Сашка чувствовала левой щекой теплый ветер с едва ощутимым привкусом осени.

– Вам кажется, что вы материальны, Саша?

Вопрос был задан таким снисходительным, таким небрежным тоном, что Сашка невольно хлопнула глазами.

– А разве нет?

Горбун улыбнулся. Он сидел за преподавательским столом, перед ним лежали журнал посещений – и CD-плеер. Сашка когда-то мечтала иметь такой.

– Да, – кивнул Николай Валерьевич. – На данном этапе вы куда более вещны, чем мне хотелось бы. Три семестра мы будем с этим воевать, три семестра вы будете разрушать свою материальную составляющую и наращивать информационную. Смысловую. Идеальную, если хотите, хотя это слово в данном случае неточно. А мы будем бороться за точность, Саша, нам это очень важно – точность формулировок… Вы хотите что-то спросить?

Портнов никогда не позволял такую роскошь – спрашивать. Сашка на минуту отвела глаза, посмотрела на липы под окном. В первый день сентября они стояли зеленые, будто посреди лета.

Она могла бы спросить, что ждет их всех на экзамене через полтора года. И что за профессиональные склонности она выявила, и какова будет ее профессия. Она могла задать сотню вопросов, на которые не желал отвечать Портнов, которые ставили в тупик ее однокурсников. Но она спросила:

– Вы, случайно, не знаете… я… тогда, на зимних каникулах… никого не убила?

Горбун не удивился.

– Нет. Кстати, тот эпизод очень характерен… Первый случай в вашей жизни, когда ваша информационная составляющая серьезно надорвала материю. К сожалению, бесконтрольно, спонтанно и очень опасно. Вы переживали?

Сашка отвела глаза.

– Понимаю. Если вы думаете, что из вас растят монстра-убийцу, вы ошибаетесь.

– А кого из меня растят? – вырвалось у Сашки.

Горбун повел плечами, будто разминая затекшую спину:

– Рано, девочка. Рано вам это знать. Вы пока еще рабыня формы, гипсовая отливка с кое-каким воображением… С памятью, с характером… Да. Вот эту вещь я вам отдам в пользование. – Рука с очень длинными бледными пальцами коснулась плеера. – Если захотите, можете когда-нибудь слушать просто музыку. Это можно. А вот этот диск, – на преподавательский стол лег бумажный конвертик, – этот диск я даю лично вам для работы. Берегите, пожалуйста. Вы уже не первокурсница, знаете, как важны бывают некоторые вещи. И еще: прежде чем мы начнем заниматься, я хочу поговорить с вами о деликатных материях. Вам надо, Сашенька, вам желательно расстаться с девственностью: она становится серьезным тормозом для