подходит! – крикнула от стойки Оксана. – Давай талон и тащи свой бульончик!

Чуть позже Сашка убедилась, что у Стерха и в самом деле был очень индивидуальный подход к каждому студенту. Оксана, Лиза и Андрей Коротков учили «Введение в практику» по книгам, Костя – по распечатке, свернутой в рулон. Женя Топорко ходила с толстой тетрадкой. Еще у троих или четверых Сашка видела плееры, правда кассетные. Но никто ни с кем не спешил делиться успехами – индивидуальные занятия с горбуном с первого дня стали закрытой темой на курсе. Табу.

* * *

– Итак, смысл – это проекция воли на пространство ее приложения. Он не абсолютен и зависит от выбора пространства и способа проекции. Самые талантливые из вас еще на первом курсе, работая с текстовым модулем, натыкались на обрывки смыслов. Но первый курс закончился! Теперь вы должны сознательно использовать текстовый модуль в качестве посредника между вами и доступным на данном этапе архивом смыслов. Теоретически вам может явиться что угодно, включая фрагмент наиболее вероятного будущего… До звонка тридцать секунд, может быть, у кого-то есть вопросы?

Сашка вздохнула. Теперь занятия с Портновым виделись ей совсем в другом свете. Пусть чтение текстового модуля казалось плаванием в мутной воде, но на поверхности ждали мгновенные озарения. Даже блоки упражнений, которые, перетекая одно в другое, образовывали в сознании сложнейший узор, приносили радость.

– Топорко, у вас есть вопросы?

– Н-нет…

– Хорошо. Все свободны, завтра индивидуальные занятия, староста, составьте список… Самохина, я вами доволен.

* * *

Портнов хвалил ее; она и сама чувствовала удовлетворение от этих занятий, зато уроки со Стерхом оборачивались все большей мукой.

Она не смогла осилить ни второй трек, ни третий. Стерх потребовал, чтобы она вернулась к первому; Сашке были неприятны эти занятия, и чем дальше, тем больше усилий ей приходилось тратить, чтобы просто подняться на четвертый этаж и войти в такую светлую, такую просторную четырнадцатую аудиторию.

Стерх мрачнел с каждым занятием. В его мягком голосе все чаще проскальзывало раздражение.

– Саша, я очень разочарован. С начала семестра прошло две недели, а вы… Такое впечатление, что вы сознательно саботируете мой предмет.

– Нет. Я…

– Я вам не угрожаю. Мне просто жаль… мне страшновато за вас. Я никогда не пишу докладные кураторам – по крайней мере, на протяжении семестра. Но зимой будет зачет. А результат зачета – это документ. Он в ведомости, он в зачетке, и тут уж куратор просто обязан отреагировать, я ничего не могу поделать.

Сашка закусила губу.

– Николай Валерьевич, – сказала сдавленным голосом, – а может быть, у меня на самом деле нет способностей? Просто я профнепригодна? Может быть, меня надо, – она запнулась, – меня надо просто отчислить, потому что толку не будет? Зачем вам студенты без способностей? Я ведь стараюсь, честное слово, но у меня не получается.

Горбун коснулся подбородка длинными, тонкими, белыми пальцами:

– Сашенька, выкиньте это из головы. Во-первых, вы способны, если вас зачислили. Во-вторых… надо честно учиться, а не мечтать о том, как вы будете лодырничать.

– Но я честно учусь, – сказала Сашка. – Всегда училась. И… я делаю что могу.

– Нет, – сказал Стерх строже, его пальцы сложились «домиком». – Вы не решаетесь на внутреннее усилие. Ваши однокурсники давно уже вас обогнали, на курсе появились новые лидеры, Павленко очень неплохо работает, Гольдман, Коженников тоже… А вы слишком ограниченны, вы сами себя загнали в рамки. Вся подготовительная работа – год напряженнейшей работы! – все пока насмарку… Кстати, вы думали о том, как решить нашу деликатную проблему?

– Что, прямо здесь и сейчас? – спросила Сашка, не удержавшись.

– Не сейчас, – Николай Валерьевич улыбнулся, будто говоря: прощаю тебе эту дерзость, дурочка, понимаю, что ты не в себе. – Но чем скорее, тем лучше. Для вас, Саша.

* * *

Ласточек не было. Сашка долго стояла посреди двора, глядя в ясное сентябрьское небо. Пролетел воробей, а выше, над редкими облаками, пролетел самолет. Сашка представила себе, как она сидит в кресле, глядя в иллюминатор, а внизу плывет лоскутное одеяло земли с полями, лесами, озерами и крохотным населенным пунктом – городишком под названием Торпа. Сверху его и разглядеть-то, наверное, трудно.

Самолет улетел, а Сашка осталась. Пригревало солнце, но с лип на Сакко и Ванцетти уже вовсю осыпались листья. Зачет был где-то далеко, за дождями, за снегами, но он был неотвратим.

Сашка побрела на почту. Вернее, она побрела куда глаза глядят, но ноги привели ее на почту, она заказала междугородный разговор и через минуту стояла в душной кабинке с пластмассовой трубкой в руках.

– Алло, – сказал мужской голос.

– Здравствуйте, – сказала Сашка после секундной заминки. – Как у вас дела? Мама может подойти?

– Мама передавала тебе привет, – сказал Валентин как-то очень бодро и весело, слишком весело, как показалось Сашке. – Она в больнице, на сохранении. Можно было и дома оставаться, но знаешь, так надежнее. Отличный врач, удобная палата, хорошие условия… И благоприятные прогнозы, знаешь, по всей видимости, у тебя намечается брат!

Он говорил легко, без пауз, без видимого напряжения. Сашка опустила плечи:

– А когда она будет дома?

– Пока неизвестно. Лучше перестраховаться, понимаешь? Тут такое дело… Я собираюсь ей купить мобильник, тогда ты сможешь ей звонить прямо в палату!

– Ага, – сказала Сашка.

– А что у тебя? Как дела? Как учеба?

– Отлично. – Сашка потерла пальцем полированную полочку для телефонного аппарата. – Ну, я пойду… Маме большой привет.

* * *

На крыльце почты стоял Костя. Сашка остановилась. В последние недели они не то чтобы избегали друг друга; они держались как знакомые, но совершенно чужие люди. Здоровались без лишних слов.

– Привет, – сказала Сашка.

– Привет. – За лето Костя изменился, его подростковая худоба сменилась уверенной жилистостью взрослого мужчины. Он загорел. Лицо обветрилось. Еще первого сентября он, Сашка помнила, чуть заикался и припадал на правую ногу, но теперь последствия портновского «этапа» окончательно сгладились: Костя, восстановившись из обломков, снова стал самим собой.

Или почти самим собой, печально подумала Сашка. Как все мы.

– Ты звонила домой? – спросил Костя, внезапно нарушая регламент установившихся между ними отношений.

– Да, – сказала Сашка. – А что?

– Ну и как там?

– Мама собирается рожать, – призналась Сашка неожиданно для себя. – От нового мужа.

– Вот как, – пробормотал Костя.

– Да вот так, – Сашка заставила себя распрямить спину. – Будь здоров.

– Погоди, – сказал Костя ей в спину. – Пять минут у тебя есть?

– Пять, но не больше.

– Но и не меньше? – Костя нервно улыбнулся.

Они отошли к серой парковой скамейке, живописно усыпанной желтыми листьями. Сашка мигнула; ей