Тут уже Илюха закивал в согласии головой.

— А чувства, — продолжил я, — они же расслабляют, да и страсть позволяет забыть о напряжении. О том, что ты капитан-самбист. В общем, стариканыч, я бы Инфанта так быстро со счетов не сбрасывал. Он, конечно, и мудила, но кто его знает — вдруг выкрутится.

— Да, мудила, — согласился Илюха, вспомнив недавнее.

И мы снова замолчали, потому что тоже устали от пережитого за сегодня — ведь долгий и нелегкий выдался нам денек. Особенно его вторая половина.

Вообще-то можно было и по домам разойтись. Но как мы могли покинуть наш оперативный штаб, когда операция еще полностью не закончена? Пусть и не вполне военная операция. Да и Жека тихо посапывала во сне, и ножки ее, накрытые моей теплотой, отдавали в меня тоже теплотой, но уже другой, девичьей.

— Ну что, Б.Б., может, прикорнем немного, — предложил я. — Чего-то я измотался за сегодня шибко.

— Работа такая, — согласился со мной Илюха и тоже расправил поудобнее свое тело в кресле. — Хотя какая это работа… — пробурчал он устало уже в основном себе, так что я с трудом различил.

И вскоре мы уснули, тихо, незаметно, без сновидений, без грез. Потому что не должны были нас отвлекать грезы, не могли мы позволить себе пропустить возможного звука из телефонно-магнитофонного устройства. Так как кто его знал, каким этот звук мог оказаться, — вдруг победным, а вдруг и наоборот, мольбой о помощи?

И звук раздался, часа так через два-три нашего безмятежного сна.

Как передать его письменным беззвучным словом, как заставить чуткого читателя услышать его, вздрогнуть от него, похолодеть затылком? Сейчас попробую.

Как вылетает пробка от откупоренной бутылки теплого шампанского — со звуком, со стремительностью, с брызгами, с пеной и влагой, обливая и оседая на всех, так же и… Нет, напрасно я про шампанское — во-первых, избито, а во-вторых, все равно не передает.

Лучше — гора, давно потухший вулкан, где-нибудь на юге Италии, и его остывший, холодный кратер, в который иной турист и не побоится осторожно заглянуть. И вдруг вулкан зашевелился, пробудился, задействовал, и кратер его задышал огненным тяжелым дыханием. Разом, вмиг — сначала дымом и пеплом, а потом взрывом расплавленной тяжелой лавы, которая, как красная неумолимая патока, стекает с горных склонов неудержимой волной, заливая мелкие, прибившиеся деревеньки, с козами, овцами, с другим, более крупным рогатым скотом. Не щадя ни домов, ни огородов, не оставляя никаких шансов гордым Помпеям, богато и вольготно раскинувшимся у ног обезумевшей громады.

А еще грохот, вырывающийся из недр, грохот освобождения горной застоявшейся вулканической породы. Можно услышать угрозу, вызов в этом неудержимом звуке… А можно и тяжелый, затянувшийся на годы ожидания вздох. Вздох облегчения!

Мы вот услышали именно вздох, но очень громкий, очень протяжный, переходящий в победный, никем не сдерживаемый вопль. Который и разбудил нас всех, да так неожиданно, что мы не сразу-то и разобрались: где мы? А где крик?

Но вот уже мы протерли глаза, уже потянулись, расправились, уже пришли в себя… а крик все тянулся и разливался по ночной Инфантовой коммунальной комнате, и не мог закончиться никогда. Так, верно, трубит стадо диких слонов в индийских тропических джунглях.

— Пробил все же, — предположил я. — Молодец, Инфант, не зря я верил в него. Самбисты самбистами, а все же для разных задач разная выучка требуется. И разные черты характера. Не все ведь холодное оружие из рук преступников выбивать.

— Теперь ей сразу майора дадут, — предположила за мной Жека.

За три часа уютного сна голос ее вернулся, и лишь легкая хрипотца выдавала недавний гомерический приступ.

— Какой у них следующий за капитаном чин? Майор? — уточнила она у нас.

Но мы ей не ответили.

— Надень рубашку, дурачок, — заговорили мы с Илюхой в мобильник, как будто Инфант мог нас услышать. — Холодно же, ночь ведь за окном, прикройся рубашечкой.

И Инфант нас услышал. Потому что звук стал разрастаться и теперь вылетал из трубки не только подорванным криком, но и разборчивыми очертаниями слов.

— Ух ты, — раздавался Инфантов голос, — сколько кровищи. Так и должно, что ли, быть?

— Не знаю, — ответил голос очевидной женщины.

В нем все еще слышались и облегчение, и победа, и счастье перейденного Рубикона, и уничтоженных Помпеи — в общем, все те сочетания, которые я уже использовал, когда про вулкан писал.

— Бог с ней, с кровью, — повторил голос. — Так, наверное, должно быть. Давай продолжим, иди ко мне, сладенький мой. Ты разве не хочешь? Ты же так трудился тяжело все это время. Я хочу, чтобы теперь хорошо было тебе.

Тут ноги, схороненные под моей мягкой плотью, снова мелко, беззвучно затряслись — что означало возобновление Жекиного припадка.

— Хочу, конечно, — согласился Инфант, но очень неуверенно согласился. — Чего-то только крови слишком много, так и хлещет.

— Да везде написано, что так и должно быть, — утешала Инфанта Инфантова женщина. — Скоро остановится небось. Иди ко мне, родненький. Теперь уж точно, родненький. Я так тебе благодарна за все. Что я, не видела, как тяжело тебе было, как ты потел… Иди ко мне.

— Да нет, — не поддавался Инфант на женские уговоры. — Уж слишком хлещет обильно. Я, конечно, не знаю точно, но не уверен, что так полагается.

— Ну ладно, — согласилась женщина, все более и более расслабленным голосом. Похоже, даже болезненно расслабленным. — Давай, я в ванную схожу, остановлю ее и вернусь. И все будет очень хорошо…

Голос ее совсем засыпал, и даже нам в комнате такой перепад голоса не понравился.

— Лапуля, Б.Б., — тут же раздалась Инфантова скороговорка. — Вы здесь? Вы здесь? Але, пожалуйста, отзовитесь! — Скороговорка была наполнена мольбой, а еще и испугом, а еще и бессилием.

— Чего тебе? — тут же отозвался Илюха, он просто сидел ближе всего к телефону.

— Она сознание теряет, уже, по-моему, потеряла. Наталья, Наталья, — раздались шлепки ладоней по щекам.

Ах, да, вспомнил я, ее именно так и зовут, Наталья. Теперь-то я не забуду.

— Что делать, а вдруг она умрет? — задребезжал испуганный Инфантов голос.

Ну, дефлоратор хренов, что же ты воткнул в нее с такой силой, мудила? — пришла в себя неожиданно Жека, оказавшись самой смекалистой из всех, кто находился в комнате. Хотя, в конечном счете, кому, как не ей, в вопросе разбираться?

— Да все как полагается, — стал оправдываться Инфант. — Ты бы сама попробовала — там у нее, как черепаший панцирь. Как броня. Как Т-34-ка. Как броненосец «Потемкин».

— Ну да, мне только еще за тебя пробовать не хватало, — огрызнулась Жека. — Срочно «Скорую» вызывай.

— А что, так опасно? — еще пуще задребезжал Инфантов голос. — Может умереть, да?