Индия напоминала гигантский котел с непрерывно бурлящим и кипящим содержимым. Смуглые и худые, словно иссушенные солнцем, люди с бешеной скоростью носились взад-вперед, энергично жестикулировали и шумели. Однажды в сундучок Грейс вцепились сразу два рикши, но в этом ей как раз повезло. Выпустив из рук багаж девушки, мужчины повернулись друг к другу и принялись злобно орать, брызжа слюной, тогда как ей тем временем удалось сбежать.

Она думала, что Индия населена божественно красивыми людьми, но тут ее ожидало жестокое разочарование. Очевидно, лицо человека на вырванной ею картинке было плодом воображения художника, ибо на самом деле большинство индийцев не казались ей привлекательными.

Грейс воспринимала каждого встреченного ею англичанина как посланника Небес, потому что не понимала ни слова на хинди, а большинство индийцев не знали ее языка.

Английские офицеры были воплощением галантности, они смотрели на белую девушку как на фею, хотя Грейс выглядела далеко не блестяще: усталая, бледная, в запыленной, пропитанной потом одежде.

К счастью, миссис Клайв признала в ней родственницу. Как ни была измучена Грейс, на нее произвел впечатление большой полутемный прохладный холл с множеством высоких дверей. Хозяйка оказалась обыкновенной английской дамой, пожилой, чопорной и суховатой; впрочем, Грейс не имела ничего против. Главное, что после многодневного душевного и физического напряжения она наконец достигла безопасной пристани.

– Я рада, что благополучно добралась до вас, мэм, – слегка присев, промолвила она.

– Давайте поднимемся наверх. Там вы сможете привести себя в порядок.

На первый взгляд, этот дом казался кусочком Англии, но, очутившись в верхних покоях, Грейс увидела и множество вещей, говорящих о том, что она все-таки находится в Индии.

– Моя сестра Этель, ваша мать, давно умерла?

– Пять лет назад, но я до сих пор пребываю в трауре.

– В этом смысле Индия действует исцеляюще. Прежняя жизнь забывается. Вот почему я так долго вам не писала.

Грейс с наслаждением приняла ванну, расчесала мокрые волосы и не без смущения примерила старое платье своей тетки. Оно пришлось впору, потому что миссис Клайв и поныне отличалась стройной фигурой. И все-таки Грейс надеялась, что в будущем ей не придется надевать обноски.

Они с Флорой сидели в комнате, где были потемневшие от времени стенные часы в футляре с причудливой резьбой, глубокие кресла и чайный столик с фарфоровыми чашками, чайником и угощением: тонко нарезанной ветчиной, сыром, пшеничными лепешками.

– Не стану потчевать вас индийской едой – к ней надо привыкнуть. В последнее время я тоже предпочитаю европейскую кухню. Надеюсь, вы ничего не покупали на улице?

– Нет.

– Это хорошо. Будьте осторожны. Вместе с тем мне бы хотелось, чтобы вы получше узнали Индию. Невозможно жить в этой стране и не соприкасаться с ее обычаями и культурой.

Флора принялась рассказывать обо всем понемногу – о религии индийцев, о кастах, о положении в стране, и Грейс жадно слушала. Когда речь зашла о том, что основной доход миссис Клайв получает от продажи произведенного на фабрике опия, девушка напряглась: она слышала, что это ужасное зелье.

Заметив реакцию племянницы, Флора пояснила:

– На самом деле опий в основном используется в медицине, для изготовления лекарств. Во многих случаях без него пришлось бы плохо.

– Вы сами управляете фабрикой?

Флора рассмеялась сухим отрывистым безрадостным смехом.

– Конечно нет. Я там даже не бываю. На фабрике огромный штат специально обученных людей. Это механизм, обеспечивающий нашу жизнь; если какой-то из его винтиков сломается, его легко заменить другим.

Грейс заметила, что тетка совершенно не интересуется ее жизнью в Лондоне, не спрашивает, ни от чего умерла ее мать, ни кем был ее отец. Впрочем, возможно, по каким-то причинам ей было не до этого.

– У меня был тяжелый день, – заметила Флора, словно подтверждая мысли племянницы, – и твой приезд несколько скрасил его. Я сумела отвлечься. Не беспокойся, завтра я приглашу портниху – закажем для тебя платья. Ты получишь все, что тебе нужно.

Грейс смутилась.

– Мне не надо ничего особенного, просто…

– Совсем недавно мне пришла в голову мысль заняться благотворительностью, – перебила Флора. – Собственно, я и прежде отдавала распоряжения о пожертвованиях, но теперь хочу полностью взять это дело в свои руки. Вижу, ты выросла в бедности, и именно потому можешь оказаться полезной: ведь ты не понаслышке знаешь, что такое быть обездоленным и голодным. К тому же у тебя появится возможность войти в местное общество и произвести хорошее впечатление. А еще тебе не придется терзаться мыслью, что ты даром ешь мой хлеб.

– Я с радостью помогу вам, тетя! – промолвила девушка, впервые называя ее этим словом.

– Хорошо, Грейс, – ответила Флора и накрыла ее ладонь своей восковой рукой.

– Я все думаю о том бедняге, что утонул в баке! – признался Шанкар, задыхаясь от запаха взбаламученного сырца. – При мне такого еще не случалось!

– То же самое будет с нами, если мы здесь останемся, – сказал Арун, топчась в темном месиве. Однообразные движения стали настолько привычными, что он мог не задумываться о них.

– Я уже говорил тебе, что мне нельзя бежать: я беспокоюсь за своих родных, – вздохнул Шанкар. – Меня станут искать, чтобы бросить в долговую тюрьму, а имущество семьи распродадут. К тому же я не верю, что незнакомая девушка согласится помочь нам. С какой стати?

– Главное – вырваться на свободу, а там мы что-нибудь придумаем, – возразил Арун.

– Мой случай тем и отличается от твоего, что для меня нигде нет свободы.

Кого-то огрели палкой, и эхо пронзительного вопля разнеслось по огромному, как гималайская пещера, зданию. Если человек кричит, у него еще есть силы; зачастую рабочие принимали удары молча или всего лишь тихо постанывали.

– Долго мы не протянем, – сказал Арун, думая о скудной, по большей части испорченной пище, затхлой воде и отупляющей работе, а после паузы спросил: – Так ты согласен притвориться больным?

Лицо Шанкара посерело.

– А если доктор нас выдаст? Или охрана что-то заметит? Нас же забьют латхи![80]

– Надо попытаться, – упрямо произнес Арун и стиснул зубы.

Почтенный Тиндал Бхайни не отказался от второй рупии.

– Чтобы это было в последний раз! – прошипел он.

– Надеюсь, что в последний, – сказал Арун.

Как выяснилось, Шанкар не представлял размеров фабрики и высоты ее зданий, потому что прежде постоянно смотрел лишь себе под ноги. Теперь, когда они выбрались из барака, он увидел и цеха, такие высокие, что кружилась голова, и ряды складов, и бесконечную каменную полосу ограды.