и от пятидесяти, которыми он под конец соблазнял ее на сделку.

И не в деньгах было дело, а в воспоминаниях.

Своих и чужих.

А также в том, что ее тянуло испробовать «Лейку» IIIc K в серо-стальном исполнении «гектор».

Серия новогодних фото вышла неуверенная, смазанная, какая-то блеклая.

Анжела, чувствуя азарт, дала себе слово, что исправит это, а потом даже записалась в кружок фотодела, в котором, за исключением ее, состояли лишь только мальчишки.

Нина, прознав про новое хобби своей сестры (которую таковой не считала и при каждом удобном и в основном неудобном случае громко об этом говорила, преимущественно в школе), выразила свое фи.

– Ну да, ты еще устройся в обувную мастерскую. Но понимаю, вам, провинциалам, важно быть в состоянии работать руками. Потому что головой не умеете!

– А ты ею еще и ешь! – заявил Ванька. Он в подобных семейных разборках всегда был на стороне Анжелы. – Ну и красишь то, что на ней растет, в кошмарный цвет выделений болотной кикиморы!

Новый цвет волос Нины был действительно несколько эпатажен.

Именно Ванька отыскивал для Анжелы объекты для съемок – она искала не сколько необычные места, сколько нетипичные ракурсы обычных предметов.

И знала, что, как и Нине, первой жене Демидыча, ей нравится больше фотографировать предметы, здания, животных и природу, а не людей.

Тут у Ваньки было настоящее чутье – сам он фотографировать не тянулся, а когда взял камеру в руки и едва ее не грохнул на асфальт, вообще зарекся.

Зато воображения у него было хоть отбавляй, и его советы Анжела быстро научилась ценить.

– А вот воробья, только вид сзади. И на веревке, на которой чужие трусы висят. Или вон тот валун, но так, чтобы он на животное походил. Или посмотри, на скамейке: белка, которая пытается засунуть голову в пивную жестянку…

Вместе с книгами от родителей Вальки пришла и спасенная с пепелища единственная фотография Нины: большая черно-белая бабочка на черно-белом подсолнухе.

Сколько ни смотрела на нее Анжела, не могла налюбоваться: какая простота композиции и четкость исполнения, а в то же время непонятная загадочность и даже скрытая мистика.

Как это только у автора вышло?

Анжела и сама была бы рада научиться, но что-то не получалось, да и в кружке фотодела такому не учили.

Под фотографию бабочки она заказала рамку и повесила ее у себя в комнате над кроватью.

Нина-младшая, комната которой была завешана отечественными и зарубежными идолами попсы и кинематографа, открыто над ней смеялась.

– А почему бабочка, а не гусеница?

Ванька ей объяснил:

– Потому что бабочка – она и есть гусеница, пусть и бывшая. Или ты не знала, Нинусик?

Кажется, Нинусик, в школе не особо преуспевавшая, в самом деле не знала, откуда берутся бабочки.

К лету у Анжелы уже накопилось приличное количество негативов с отснятыми кадрами, однако за исключением двух-трех они ей не нравились. Ванька уверял, что это очень круто, но она ему не верила, считая, что это слова влюбленного в нее подростка.

Ближе к каникулам в школе объявили, что идет муниципальный ученический творческий конкурс. Можно было представить рисунок, эскиз, гравюру или фотографию. Каждый класс должен был представить как минимум одну из категорий.

И едва классная это перечислила, Нина тотчас подняла наманикюренную руку.

– Нина, ты хочешь принять участие? – искренне удивилась классная: Нина художественными талантами, если речь не шла о новомодной прическе или крутом прикиде, не отличалась.

– Да нет же, зато она хочет! У нас весь дом ее работами завален. Там наверняка масса шедевров!

И коварная сестрица указала на побелевшую от ужаса Анжелу.

Классная, ринувшись на нее, как коршун на добычу, заявила:

– Отлично! Значит, материал уже имеется? Тогда мы можем предоставить прямо хоть завтра!

Анжела с трудом из себя выдавила:

– Но я не могу, там нет ничего подходящего…

Нина заверещала:

– Есть, есть! Например, задница дворовой кошки. Или тетка в красных легинсах, которая ногой в лужу наступила. И самый главный шедевр – собачья кучка, над которой всходит солнце!

Класс грохнул, и учительница нахмурилась:

– Это в самом деле такие мотивы?

Были и такие, но Нинка, конечно же, все переврала. И вообще, солнце над собачьей кучкой не всходило, а заходило.

И вообще, и Ванька, и сама Анжела считали это одной из лучших работ.

Нина кивнула, и классная тяжко вздохнула.

– Гениально! – пропел кто-то из дружков Нины. – А разрешите вопрос задать?

Классная устало махнула рукой.

– Почему задница кошки, а кучка собачья? Какой-то когнитивный диссонанс!

Класс снова грохнул.

А Анжела даже была рада, и пусть издеваются, лишь бы отстали от нее со своим конкурсом.

– Значит, ничего путного нет? – спросила классная, и Анжела не знала, как ответить и что дать. Она считала, что есть, причем много, но не желала повышенного внимания к своему хобби.

Потому что это было ее – и только ее.

И занималась фотографией она для себя, а не для всяких конкурсов.

– Нет, – заявила она, и классная переключила свое внимание на новую жертву, к своему несчастью, выжигавшую по дереву.

Ванька, узнав о том, что Анжела в конкурсе участвовать категорически отказалась, был безутешен и пытался ее переубедить.

– Но там действительно много крутого! Это даже не школьный уровень, а выше!

Анжела резонно заметила:

– Во-первых, не верю. А во‑вторых, какой-нибудь Джексон Поллок свои картины тоже не в школе выставляет!

– И не может, потому что еще в пятидесятые годы умер! – заявил всезнайка Ванька. – И вообще, он художником был, а ты фотограф.

Но переубедить Анжелу ему было не под силу, и та с облегчением восприняла новость о том, что на муниципальный конкурс от их класса делегировали несчастного мастера по выжиганию, а от нее отстали.

Каково же было ее изумление, когда ей пришло по почте приглашение на торжественную церемонию оглашения победителя муниципального конкурса. Сначала Анжела ничего не понимала, а потом, сообразив, потребовала от Ваньки объяснений.

Тот раскололся быстро.

– Ну да, а что здесь такого? – заявил он. – Ведь в конкурсе все могут принимать участие, а у тебя талант есть! Вот я и послал им несколько твоих работ!

Этих работ, как выяснилось, было семнадцать.

Анжела обиделась на Ваньку не на шутку. Еще чего, это ее творчество, и он им не распоряжается.

Она дулась на него два дня, даже не разговаривала и не удостаивала вниманием, а тот в итоге пришел мириться.

– Извини, пожалуйста, – сказал он, – но если хочешь от меня услышать, что мне жаль, то не услышишь. Потому что мне ничуть не