Первый раз вам удалось там выжить, во второй не выйдет. А вот если вы сознаетесь в убийстве, то вас отправят в специализированную колонию, где вы будете сидеть в одиночке.

Груздев (Родионов, как потом выяснилось, была девичья фамилия его матери) поразмыслил:

– За одно нет, а вот за серию?

Выходит, что он не только Никитку убил, а и других?

И никто в городе на это не обратил внимания?

Но кто в этом городе вообще на что-то обращал внимание.

Груздев же тем временем порозовел.

– Да, да, сознаюсь во всех! Меня точно тогда в этот, как его «Черный дельфин» отправят, а не на обычную зону.

Анжела, не глядя на него, спросила:

– Моего братика убили вы?

И, не выдержав, вперила в него взгляд. Нагло глядя ей прямо в глаза, Груздев ответил:

– Ну да!

Продолжая играть с ним в гляделки, Анджела воскликнула:

– Но почему? Вы же… вы же специализировались на девочках?

Груздев заявил:

– Ну а тут увидел черненького мальчика, и меня аж до костей пробрало!

Все еще глядя на убийцу своего братика, Анжела тихо спросила:

– И где… где вы его… похоронили?

Тот ответил:

– Там, где и других. На территории заброшенного пионерлагеря. Там, где железные бабочки. У каждого своя…

И Анжела отвела взгляд, так как слезы непрерывным потоком лились по щекам.

Она и Валька побывали на территории пионерлагеря еще до того, как началась эксгумация тел жертв.

Руины стали еще страшнее и будто больше, словно размножившись: как такое может быть?

Каждый последующий шаг давался Анжеле труднее предыдущего.

Она спросила Вальку, который держал ее за руку:

– Ты поедешь с нами?

Тот приобнял ее.

– С вами хоть на край Вселенной!

Туда, в скопление Бабочек, на неприметную планету, вращающуюся вокруг оранжевого гиганта типа К?

Туда, где мама, Валька, Демидыч, мама Нина. И Никитка.

Они замерли около свежих траншей с понатыканными в них железными, уже полностью проржавевшими бабочками, на крыльях и усиках которых тут и там все еще сверкали так и не отвалившиеся за все эти десятилетия кусочки разноцветного стекла.

Никита и другие жертвы лежали там, под ними. И у каждого была своя бабочка.

Хотя нет, неправда: их всех давно унес звездолет – туда, где было хорошо. И куда рано или поздно он унесет и ее саму: то ли в два двадцать два, то ли в три тридцать три.

Кто знает, может, она тогда встретится со всеми обитателями далекой планеты, вращающейся вокруг оранжевого гиганта типа К в скоплении Бабочки?

Если и да, то нескоро. Потому что у нее была Нина. У нее был Валька. И даже Женька и Женька.

Не считая папы Вити, «сестренки» Нинки, ее мужа и их четырех детей.

А также дом у океана и весь мир в придачу.

Уткнувшись в щеку Вальки, Анжела прошептала:

– Спасибо тебе за все. Большое-большое спасибо.

– За что? – удивился тот, а Анжела, целуя его, ответила:

– Спасибо! Ты сам знаешь, за что. И знай – я так тебя люблю!

Да, звездолет на планету в скоплении Бабочки может пока что подождать: долго-долго.

А откуда-то сбоку, из смежного леска, донеслись голоса скрытых от их глаз отдыхающих:

– Лето-то в этом году какое странное. Без бабочек.

Примечания

1

См. роман А. Леонтьева «Часовня погубленных душ».