Я собирался написать ей, когда однажды утром почтальон принес мне сюда, в Грандж, письмо. На конверте, в месте отправителя, было написано: «замок Регнолл». Почерк был мне не знаком, он казался ясным и отчетливым, что, насколько я помню, не было свойственно леди Регнолл. Вот что говорилось в том письме:

«Мой дорогой Квотермейн, это очень странно, но на собрании общества садоводов я видела некоего джентльмена, который рассказал мне, что несколько лет назад он сидел рядом с Вами на обеде. И, видимо, чтобы я поверила ему, он показал мне Вашу визитку с йоркширским адресом.

У нас возник спор о том, где была впервые найдена лилия из рода Crinum – в Африке или Южной Америке? Этот джентльмен, большой специалист по южноамериканской флоре, произнес целую речь о том, что никогда не встречал этот цветок в Южной Америке, но его знакомый, мистер Квотермейн, с которым он разговаривал по этому поводу, заявил, что видел нечто подобное в дебрях Африки (это действительно так, я вспомнил об этом случае. – А.К.). За чаем, который был накрыт после собрания, я разговорилась с этим джентльменом, чье имя я не запомнила, и, к моему удивлению, узнала, что говорит он о Вас, в то время как я считала Вас погибшим, как нам сообщили несколько лет назад. Вдобавок к Вашему имени он описал Вашу внешность и рассказал, что Вы вернулись в Англию.

Мой дорогой друг, могу заверить Вас, что уже давно не слышала такой радостной вести. Прошлое вернулось ко мне, нахлынув как наводнение, но я думаю, что скоро смогу поговорить с Вами, так что оставим воспоминания на потом.

Увы, с тех пор как мы расстались на берегах Красного моря, несчастья следуют за мной по пятам. Насколько Вы знаете, поскольку мой муж и я писали Вам, хотя Вы никогда не отвечали (я никогда не получал этих писем. – А.К.), мы благополучно добрались до Англии и вернулись к нашей прежней жизни. Хотя, по правде говоря, после моих африканских приключений жизнь никогда уже не была для меня прежней, как, впрочем, и для Джорджа. Он полностью сменил род своих занятий, и политические амбиции, которые он так лелеял, практически потеряли для него смысл. Напротив, он погрузился в изучение прошлого, в особенности увлекся египтологией. Возможно, это покажется Вам странным, особенно принимая во внимание некоторые обстоятельства. Однако это меня очень устроило, а потом я и сама присоединилась к нему. Мы стали работать вместе, и теперь я могу читать иероглифы, как настоящий специалист. Однажды муж сказал, что хочет вернуться в Египет, если я, конечно, не боюсь. Я ответила, что это не самое счастливое место для нас, но лично я не возражаю и вернулась бы туда. Вы же знаете про узы, которые связывают меня (или я наивно полагаю, что связывают) с Египтом и Африкой.

Мы отправились туда и хорошо провели время, хотя я всегда ожидала, что из-за угла неожиданно выскочит старый Харут.

С тех пор у нас вошло в привычку проводить зиму в Египте, поскольку с тех пор, как Джордж перестал охотиться и посещать палату лордов, нас ничего не связывало с Англией. Мы ездили туда подряд целых пять лет, жили в бунгало, которое построили в пустыне недалеко от берегов Нила, на полпути между Луксором (в районе Фив) и Асуаном. Джордж полюбил это место с тех пор, как впервые увидел его, да и я привязалась к нему, потому что, подобно Мемфису, оно заставило меня наконец снова начать улыбаться и поверить, что все изменится к лучшему.

Около нашей виллы, которую мы назвали «Регнолл», как и наш дом, находились развалины башни, которая была практически погребена в песке. Джордж получил разрешение на раскопки. Все думали, что формальности будут тянуться долго и нудно, но муж не жалел денег, поэтому никаких препятствий не возникло. Мы работали четыре зимы, наняв несколько сотен людей. Когда работа была закончена, мы обнаружили, что башня, хотя и не самая большая, как можно было судить по тому, что погребено под слоем песка, возведена в эпоху правления римлян или сразу после нее. Останки сохранились даже лучше, чем мы ожидали, потому что ранние христиане никогда не пользовались молотками и стамесками. Так как я надеюсь показать Вам рисунки и фотографии с различных ракурсов, то не буду даже пытаться описать ее.

Эта башня посвящена Исиде. Возможно, она была построена на руинах старой башни на месте, которое называется Амада. Назвали ее в честь города в Нубии, думаю, по имени одного из фараонов династии, к которой принадлежал Аменхотеп, завоевавший ее. Стиль постройки восхитителен, это лучший период египетского ренессанса, во времена правления последней династии.

В начале пятого зимнего сезона мы достигли святилища. Это была сложная задача, потому что требовалось соорудить стены для защиты от песка, который наползал так же быстро, как его удаляли. Кроме того, требовалось множество людей, которых доставляли по узкоколейке.

Проделав всю эту работу, мы добрались до неглубокой могилы, которая была поспешно заполнена в свое время и грубо накрыта булыжниками, как и остальная часть двора, как будто для того, чтобы побыстрее скрыть ее существование. В могиле лежали скелет огромного мужчины, ржавый клинок железного меча и фрагменты доспехов. Очевидно, он не был мумифицирован, поскольку рядом не было бинтов, в которые обычно заворачивали мумию, фигурок ушебти[20] и погребальных предметов.

Состояние костей показало нам, почему такое произошло: правое предплечье было отрублено, череп разбит, а железный наконечник стрелы воткнут в ребра. Этого мужчину хоронили спешно, после битвы, в которой он встретил свою смерть. Копаясь в пыли, мы нашли на одном пальце золотое кольцо. На его гнезде было выгравировано «Пероа, возлюбленный Ра». Пероа, возможно, означало «фараон». Может быть, это был Хабаш, который восстал против персов, правил год или два, после чего был схвачен и убит, хотя записей о его смерти и погребении не сохранилось. Были ли это останки самого Хабаша или одного из его министров или военачальников, которые носили картуш фараона, я, конечно, сказать не могу.

Когда Джордж прочитал картуш, он отдал мне кольцо, которое я надела на указательный палец левой руки и ношу до сих пор. Мы оставили могилу открытой и позже вернулись к раскопкам, будучи в полном восторге от проделанной работы.

Наступал вечер, мы расчистили большую часть святилища, которое было не очень большим, и обнаружили, что гробница сделана не из монолитного камня, а сложена из четырех кусков гранита. Они были так грамотно подогнаны друг к другу, что никто не мог обнаружить стыков. На выгравированном архитраве (по-моему, это так называется) был вырезан символ крылатого диска, а ниже иероглифы, такие свежие, как будто их начертали только вчера. Надпись гласила, что это «Пероа, царский сын Солнца, дающего свет», а рядом статуя священной матери и священного ребенка, «великой богини Исиды» и «великого бога Гора», Амады, которая была верховной жрицей фараонов.