Уже несколько дней они торчали в бункере войсковой части – те несколько десятков человек, которые успели добраться до него. Вильдеру очень повезло оказаться в тот момент в компании прапорщика, который дотащил его до спасительной двери. Но лучше бы он тогда сдох. В душе было пусто, она напоминала высохшее русло реки. Он сделал над собой видимое усилие, приподнялся на локтях и мутным взглядом оглядел Евгения Андреевича:

– Чего приперся?

Прапорщик сжал ладонь в кулак, но сдержался.

– Серега, помощь нужна, ты у нас единственный врач. Пал Палыч руку вывихнул.

– Нехер брать на себя то, с чем не можешь справиться.

– Знаешь, он вообще хороший мужик, генератор починил и запустил, проводку тоже наладил. Работяга.

– А толку-то? Сейчас подохнем или через месяц в мучениях?

И тут Евгений Андреевич вспылил.

– Да ты замучил, страдалец. Можно подумать, у одного тебя все плохо. Че ты валяешься, жить тошно? Так в чем проблема? Или настолько себя жалко? У всех горе, к кому не сунься, наверху жопа. А ты на людей посмотри, всем плохо, но все держатся. Один ты валяешься, воду баламутишь, пример подаешь другим. Нам сейчас как никогда сплотиться нужно! Я знал другого Сергея Вильдера, уверенного в себе, а не такую размазню.

Евгений Андреевич встал, сделал пару шагов по комнате, обернулся.

– Через пять минут жду на первом уровне. Поможешь Пал Палычу, потом общее собрание. И отбрось все ненужные мысли. Теперь мы все – твоя семья.

* * *

Никто не возражал, когда Евгений Андреевич принял на себя командование в бункере. Был, правда, еще молоденький лейтенант, старший по званию, но прапорщик задавил авторитетом. Никто не посмел возразить. Запасов в бункере хватало, голодная смерть им не грозила. С ресурсами тоже проблем не было. Другое дело – сколько времени им тут придется провести, в тесных комнатах подземного бункера. Об этом старались вслух не говорить, хотя каждого посещали подобные мысли.

Сначала занялись приданием бункеру жилого вида. Практически все новоиспеченные жители поселились в казармах на первом уровне, за исключением Евгения Андреевича, который выбрал отдельный кабинет недалеко от выхода, и Сергея Вильдера, облюбовавшего тесную комнатушку вдали от всех на другом уровне, рядом с техническими помещениями.

Часть продзоны выделили под небольшую ферму, где выращивали овощи. А консервов и круп было достаточно на складе.

Евгений Андреевич сумел встряхнуть жителей, занять их работой, отвлечь от ненужных мыслей. Но ночью каждый оставался наедине с собой, и в первые месяцы это было самым тяжелым испытанием. Трое, не выдержав, повесились, еще один серьезно захворал и умер. Сергей Вильдер был бессилен и ничего не смог сделать.

Но постепенно люди свыклись, пообжились, притерлись друг к другу – ведь запасного варианта у них не было. Бункер превратился в островок спасения посреди огромного нежилого пространства. Ввиду отсутствия радиосигнала и любой связи оставалось только гадать, что произошло с Москвой и с остальным миром. Если до сих пор никто не объявился, то можно было предположить самое худшее, но об этом старались поменьше говорить. Первое время на поверхность было не сунуться, Евгений Андреевич прекрасно это знал, потому пресекал вялые попытки желающих выползти хотя бы на минутку наверх. А впоследствии за массой дел энтузиазм поиссяк. Но нужда все-таки заставила.

* * *

Первый раз рискнули совершить вылазку год с небольшим спустя – перестраховавшись на всякий случай. Евгений Андреевич отобрал пару добровольцев и, соблюдая все меры предосторожности, повел группу наверх. Спустя полчаса вернулись, не принеся никаких новых известий. Войсковая часть, естественно, была мертва, а в лес они не углублялись. Фон на территории был немногим выше нормы, слава богу, удар по закрывшейся войсковой части нанесен не был, а удаленность от других важных объектов была приличная.

С тех пор решили вылазки сделать регулярными, чтобы совсем не зачахнуть в тесном бункере. Да и поживиться было чем в округе, в бывших зданиях части добра оставалось много.

Шли годы, вылазки становились все опаснее. Живность становилась все более агрессивной, теперь приходилось быть очень осторожными и вооружаться до зубов. Евгений Андреевич упорно отказывался брать с собой Сергея Вильдера, мотивируя тем, что врач у них один в бункере и терять его он не намерен. Но однажды Сергей взбунтовался – сил торчать в четырех стенах больше не было. Он пригрозил, что покинет убежище самостоятельно и в одиночку, если прапорщик не возьмет его с собой.

– Ты хоть и главный здесь, Андреич, – говорил он, – но удерживать меня не сможешь. Не силу же применять будешь.

– Ну на кой тебе сдалась эта поверхность, че тебе там делать, ослина ты такая, – уговаривал Евгений Андреевич врача, но тот оставался непреклонен.

– Пойду, и все, – заключил он. – Иначе от тоски завою здесь. Опротивел мне уже твой бункер, хоть на свет посмотрю.

– Ладно, – смирился прапорщик, – в следующий раз возьму с собой. Только ни на шаг от меня. Неспокойно там что-то в последнее время.

– Не беспокойся, не дурак.

Сергей постоянно задавался вопросом, почему он задержался на этом свете. Свою работу врача он делал скорее машинально, его мало что интересовало, а свободное время проводил, закрывшись в своей комнатке, размышляя о прошлом. Обида на Наташу и Ивана никуда не делась. Умные люди говорили, что время лечит – вранье это все. Ничто никуда не делось. Чувство засело глубоко внутри, днем практически не показываясь, но ночью выходило на прогулку, заставляя Сергея дрожать от непосильной злобы. Лица любимой и лучшего друга отчетливо всплывали перед глазами, неизменно улыбаясь ему, и это бесило Вильдера. Ох, как бы он хотел стереть улыбки с этих лиц, сохранившихся в его памяти, но разум Сергея словно издевался над ним. Именно поэтому он и задумал выйти на поверхность – нужна встряска, разрядка, новые ощущения.

* * *

Вылазки не были частыми – незачем рисковать. Евгений Андреевич был очень осторожен, поэтому за все время произошла лишь пара неприятных столкновений с тварями из леса, жертв удалось избежать. И только один раз серьезно пострадал человек – острые, как ножи, когти исполосовали ногу жителя бункера, которую потом два часа штопал Сергей Вильдер.

Перед выходом Сергей испытывал волнение, словно в далеком прошлом перед экзаменами в медицинском вузе. Он не мог объяснить, отчего так себя чувствует. Кроме него и Евгения Андреевича наверх собрались еще двое. Каждому прапорщик выдал по автомату, наказав без причины не палить, только в случае крайней необходимости, чтобы не привлекать внимания. В химзе было неудобно, в маске противогаза трудно дышать. Но Вильдер жаловаться не спешил, он твердо решил посмотреть на изменившийся мир. Каких-то два десятка ступеней – и вот они на поверхности; с непривычки кружилась голова, но терпимо.

Снаружи была ранняя весна. Кое-где еще оставались кучки слежавшегося снега, под ногами чавкала грязь, но этот звук даже порадовал Вильдера – он не слышал его уже несколько лет. Было холодно. Луна выглядывала из-за облаков и тут же снова пряталась, словно боясь чего-то. Они врубили фонари и огляделись. На открытом дворе войсковой части движения не наблюдалось, сиротливо стояли поодаль другие приземистые постройки, чернела «колючка» на заборах. Все было почти так же, как и раньше, только появилось ощущение того, что они чужие в этом мире, гости.