Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем тоже сильно датый здоровяк схватил за руку Ирку Васильеву и потащил танцевать. Девчонка слабо отбивалась – может, для вида, а может, и вправду не хотела, но разбираться было уже недосуг. Ромка в два прыжка оказался рядом и постучал того сзади по плечу – к нему повернулось красное потное лицо, мутные глаза недоумённо уставились на нежданную помеху.
– Отпусти её!
– Ты, б…дь, кто такой? – толстая рука отпустила девушку и потянулась к Ромкиной шее.
Он ударил навстречу, как раз над этой тянущейся, как удав, рукой. Он не думал, рефлексы сработали сами – за семь лет постоянных тренировок тело в подобных ситуациях научилось действовать без команды. Есть в боксе такой перекрёстный удар – рискованный, но эффективный. Удар прошёл и оказался очень тяжёлым – к профессиональной резкости в этот раз добавилась необычайная злость. Парень, как куль, грузно повалился вперёд и впечатался лицом в пол. Он даже не успел выставить руки перед собой, что свидетельствовало о точности удара – прямо в подбородок – и, как следствие, о потере сознания ещё до падения. Всё произошло очень быстро, но не осталось незамеченным. Пришлые гости растерялись – поверженный Серёга в недавнем прошлом был старшиной морской пехоты и непререкаемым авторитетом в их общаге.
– Девчонок не лапаем, ведём себя прилично! Всем всё понятно?! – Ромка даже не прокричал, а прорычал эти слова.
На выбросе адреналина он напоминал разъярённого самца гориллы: перекошенное от бешенства лицо, сжатые кулаки – от него волнами била злая, агрессивная энергия. Несмотря на подавляющее численное превосходство чужаков, желающих вступить в полемику не нашлось. В конце концов, девчонок лапать действительно неправильно, а вести себя надо прилично – они в гостях как-никак. Вон Серёга чего-то не понял, и сейчас его поливают водой, а он только мычит нечленораздельно, но глаз не открывает. Ну и хрен с ним! Наливай!
Закончился праздник вполне прилично. Серёга пришёл в себя, и они даже выпили с ним на брудершафт. Было такое впечатление, что он не помнит произошедшего. Ромка тоже мало что помнил. Наутро он проснулся на кровати в одежде и ботинках с таким ужасным похмельем, какого ещё никогда не было в его короткой жизни. Дико хотелось пить, писать, блевать и умереть одновременно. При этом сил не было даже открыть глаза. Олег, который умудрился не напиться, рассказал, что Ромкин авторитет после короткой драки взлетел на необычайную высоту и все парни желали с ним выпить, а он никому не отказывал.
– Почему ты меня не увёл? – еле шевеля губами, прошептал он.
– Ага, уведёшь тебя! Ты кричал, что водка слабая и тебя не берёт! Скажи спасибо, что в своей кровати проснулся, а то прямо на полу в коридоре улёгся. Я тебя еле дотащил.
– Вот я дебил!
– Но ты круто ему вмазал! Я сначала думал, тебе конец.
– Два раза дебил!
* * *
Майор Табаков никак не мог исполнить просьбу могущественного Зуева. Мясник, которого тот назвал, удивительным образом не появлялся на работе. Сергей Иванович исправно посылал переодетых оперативников в девятый магазин, но там за прилавком попеременно оказывались давно работающие два мясника, на которых заказа не было. Так продолжалось три недели. На него уже недоумённо косились подчинённые – зачем шефу понадобился какой-то конкретный молодой мясник? Почему не взять любого из других двоих, тем более что работали они нагло?
Дальше так продолжаться не могло, его люди уже примелькались в магазине, да и молчаливые вопросы сотрудников были ни к чему. По своим каналам он выяснил, что Романов две недели был на больничном, а после Нового года ушёл в отпуск за свой счёт для сдачи сессии – он учился на вечернем. Они ещё раз встретились с Хозяином, и он рассказал о ситуации. Тот был озадачен и обещал подумать, а Табаков намекнул, что неплохо бы оплатить хоть половину – усилий было приложено немало, и не его вина, что результата нет.
Зуев вскинулся, он был чрезвычайно жаден и любую ситуацию, когда должен был платить, воспринимал как личное оскорбление:
– Ты ещё ни хрена не сделал!
Мент только слегка прикрыл глаза и ничего не ответил. Хозяин почувствовал, что с таким подходом тот вообще перестанет шевелиться. В нём боролись противоречивые чувства: с одной стороны, прошло уже прилично времени с тех пор, как его извозил по полу этот чёртов сопляк, гнев поутих, событие подёрнулось лёгкой пеленой забвения, очень не хотелось расставаться с деньгами, тем более что результат равнялся нулю; с другой стороны, он упрямо не желал признать, что всё может так и закончиться ничем. Эмоциональной остроты в желании отомстить уже не было, но умом он понимал, что если проходимец выйдет сухим из воды, а вместе с ним и эта прошмандовка, которая, кстати, тоже огрела его стаканом по голове, то он упадёт в собственных глазах, разрушится тот пьедестал, на который он карабкался всю жизнь.
Может, обратиться повыше, чтобы майору сверху спустили указание действовать, чтобы этому сукину сыну напомнили, с кем он имеет дело? Было очень соблазнительно. Но это только в мечтах всё проходит гладко и эффектно. Когда же начинаешь рассматривать ситуацию конкретно, шаг за шагом, то вылезают неизбежные трудности и проблемы. Во-первых, если он обратится к начальнику Зуева, которого знает тыщу лет, то сумма, которую придётся отстегнуть, увеличится кратно – в этом он за тыщу лет знакомства успел убедиться не раз. Во-вторых, придётся там, наверху, объяснять причину такой необычной просьбы. Табаков хоть тактично его не пытал, взял под козырёк, услышав сумму, и всё. И наконец, в-третьих, распоряжение всё равно спустится вниз, дойдёт до тех же рядовых оперативников и ситуацию никак не улучшит – этот говнюк как сдаёт экзамены на своём вечернем, так и продолжит сдавать.
Чёрт бы побрал, как в этой жизни всё устроено. Опыт, опыт… Вот и весь опыт, что постоянно нужно наступать на горло своим желаниям и действовать аккуратно и кропотливо, если хочешь действительно получить результат. А результат всё равно оказывается не таким, как хотелось бы. Хочется-то, чтобы ещё тогда, в разгар происходящего, он не блеял трусливо, как овца, а взял наглеца за ворот, отволок в сортир и там макал головой в унитаз, пока тот не начнёт умолять о пощаде, а в действительности ему приходится мучительно