Происхождения он немецкого, как видно по фамилии. Он внучатый племянник того барона Штюрмера, который был комиссаром австрийского правительства по наблюдению за Наполеоном на острове Св. Елены.

Ни личные качества Штюрмера, ни его прошлая административная карьера, ни его социальное положение не представляли его для высокой роли, ныне выпавшей ему. Все удивляются этому назначению. Но оно становится понятным, если допустить, что он должен быть лишь чужим орудием; тогда его ничтожество и раболепность окажутся очень кстати. Назначение Штюрмера дело рук камарильи при императрице; за него пред императором хлопотал Распутин, с которым Штюрмер близко сошелся. Недурное будущее все это нам готовит!» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 36.)

В свою очередь младшая сестра императора Николая II, великая княгиня Ольга Александровна (1882–1960) относительно М. Палеолога подчеркивала: «Возьмем, к примеру, воспоминания Палеолога, французского посла. Его посольство было всего лишь большим петербургским салоном. Он похвалялся своей дружбой с тетей Михен (великая княгиня Мария Павловна старшая. – В.Х.). Его мнимая конфиденциальная информация относительно моего брата, его супруги и Распутина – была всего лишь выжимкой из сплетен и слухов, распространявшихся в гостиных петербургского света, в особенности в салоне тети Михен. Он действительно встречался с этим человеком раз или два, но никогда не приезжал в Царское Село неофициально, а аудиенции – вовсе не повод для доверительных разговоров. Но Палеолог предпочел выставить себя в качестве авторитета по нашим делам, и читающая публика клюнула на его удочку». (Воррес Й. Последняя великая княгиня: Воспоминания. М., 1998. С. 288–289.)

В дневнике императора Николая II имеется запись:

«26-го января. Вторник

Принял доклады – Поливанова и Танеева.

После завтрака у меня был Борис [Владимирович]. Погулял с М[арией] и А[настасией] и хорошо поработал в снегу. В 6 час. принял Сазонова. После обеда видели Григория [Распутина]; занимался, читал вслух и окончил эту хорошую книгу»[141].

В 9 ч. вечера 26 января 1916 г. царская чета в Александровском дворце встречалась с Григорием Распутиным.

Цесаревич Алексей Николаевич 26 января записал в своем дневнике:

«Д[ежурный] ф[лигель-]адъютант [М.М.] Раевский.

У[тром] 2 т[епла], в[ечером] 1 т[епла]. Встал рано. Утром учился и потом гулял. Завтракал с Папа, Мама и мы 5. Третьего дня бешеная собака укусила Джоя и Брома в Баблове. Днем гулял. В 5 ч. был за чаем у Мама. Обедал в 6 ч. с В[ладимиром] Николаевичем [Деревенко]. В 8 ч. был у Мама за обедом. Лег поздно. Вечером был Григорий [Распутин]». (ГА РФ. Ф. 682. Оп. 1. Д. 189. Л. 30.)

Великая княжна Мария Николаевна 26 января зафиксировала в дневнике: «Утром были уроки. Завтракали 5 с Папой и Мамой на кушетке. Днем была с А[настасией] в нашем лазарете, снимались там. Гуляла с Папой и А[настасией]. Пили чай с Папой, Мамой, О[льгой] и Аней [Вырубовой]. Была музыка. Приготовляла уроки. Обедали 3 с Папой и Мамой на кушетке. Были Григорий [Распутин] и Аня [Вырубова]. Папа читал». (ГА РФ. Ф. 685. Оп. 1. Д. 10. Л. 15 об.)

Великая княжна Татьяна Николаевна также записала в дневнике:

«[Дежурный] Раевский. 26-го января. Вторник.

Утром урок. Говорила с Н.И. Была у Знамении, потом в лазарете. Была операция Шпачено, вырезали осколки костей. Потом перевязала: Губенко, Наумова Сергеева, Емельянова, Вартанова. Митя был. – Рита [Хитрово] сделала мне вспрыскивание [лекарства]. Завтракали 5 с Папой и Мамой. Днем урок. Каталась с Ольгой и Изой [Буксгевден]. – Чай пила наверху. Были уроки. Обедали вместе, потом был Григорий [Распутин]. – После Папа читал и кончил эту интересную книгу». (ГА РФ. Ф. 651. Оп. 1. Д. 319. Л. 8.)

Великая княжна Ольга Николаевна записала в дневнике:

«Раевский. Вторник. 26-го января.

Как всегда массаж. После 10 1/2 к Знамению и в лаз[арет]. Ко всем зашла. После писала. Митя приехал около 12 ч. и с ним была. Ужасно мил, но как всегда дразнил. Ели семейно. Гр. Шпаченю 8 Стр[елкового] п[олка] была операция пр[авой] голени. В 3 ч. с Т[атьяной] и Изой катались в тройке. В 6 ч. имела ур[ок[ пения. Веч[ером] Гр[игорий] Еф[имович] [Распутин] был. После Папа у себя читал, а в 10 1/2 пришли к Маме и кончили интересную книгу. 1 м[ороза]. Спаси Иисусе». (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 6. Л. 108 об.–109.)

На следующий день в дневнике французского посла Мориса Палеолога (27 января / 9 февраля 1916) появляется подробная запись о слухах по «делу Ржевского», которое было связано с расследованием подготовки покушения на жизнь Распутина:

«Среда, 9 февраля.

Вот точное изложение событий, приведших к опале министра внутренних дел Хвостова. Печальный бросают они свет на состояние низов нынешнего режима.

Назначение в октябре 1915 г. Хвостова министром внутренних дел было императору не подсказано Распутиным и Вырубовой, а прямо навязано. В этом деле крупную роль сыграл мошенник высшего полета, некий князь Мих. Андронников; это приспешник старца, его обычный прихвостень, главный исполнитель его поручений. Назначение Хвостова было, таким образом, победой камарильи при императрице.

Но вскоре возгорелся личный конфликт между новым министром и его товарищем, пройдохой Белецким, директором департамента полиции. В этом мире низких интриг, завистливого соревнования, тайной вражды недоверие бывает взаимным, а вражда – постоянным явлением. Поэтому Хвостов вскоре оказался на ножах со всей шайкой, которая его же провела к власти. Почувствовав, что дело его плохо, он тайно повернул фронт. А так как его честолюбие соткано из цинизма, дерзости и тщеславия, то он сразу решил создать себе громкую славу избавлением России от Распутина.

Он проведал, что Илиодор, из поклонников “старца” ставший его смертным врагом, живет в изгнании в Христиании, где он написал книгу, полную скандальных разоблачений об его отношениях со двором и с Гришкой. Хвостов решил достать эту рукопись, в которой он полагал найти талисман, при помощи которого можно было бы заставить императора прогнать Распутина и даже, быть может, удалить от себя императрицу. Естественно, не доверяя подчиненной ему официальной полиции, он решил послать в Христианию своего личного агента Бориса Ржевского, темного литератора, не раз приговоренного судом. Пока Ржевский готовился к поездке в Норвегию через Финляндию, его жена, в отместку за его жестокое обращение, донесла Распутину о замысле; “старец” немедленно обратился к своему другу Белецкому. Это – прирожденный полицейский, очень находчивый и ловкий человек, без всяких правил, руководящийся только служебными соображениями, способный на что угодно, только бы сохранить царское к себе благоволение. Быстрый на решения, он немедленно решил поставить западню своему министру. Сделать это надо было тонко. Белецкий поручил дело одному из своих лучших исполнителей, жандармскому полковнику Тюфяеву, служившему на ст. Белоостров. Ржевский, доехав до этой станции, устремился в буфет. Тюфяев загородил ему дорогу, затем сделал вид, будто Ржевский его толкнул, потерял как будто равновесие и что есть мочи наступил Ржевскому на ногу. Тот вскрикнул от боли. Тюфляев притворно принял его крик за дерзость по своему адресу. Два заранее поставленные жандарма схватили Ржевского и повели его в станционное жандармское управление. У него потребовали паспорт; его обыскали; он сперва ссылался на то, что он едет по поручению министра внутренних дел, по делу, известному только министру. Жандармерия делала вид, что ему не верит; его прижали к стенке строгим допросом – как это умеют делать в охранном отделении. Ему небо с овчинку показалось; он перетрусил, но вскоре догадался, чего от него хотят, – он признался, что получил от Хвостова поручение организовать, вместе с Илиодором, убийство Распутина. Был составлен протокол его допроса и доставлен директору департамента полиции, который его немедленно представил в Царское Село. На следующий день Хвостов был уволен». (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 39–41.)