Ревущий крик послал волну шока по воздуху, сбивая Ниллу с ног. Мир кружился сверху, тьма и свет мелькали. Она теряла сознание? Нет! Она не могла! Она поднялась на локти, качая головой.

Единорог несся к ней, смерть горела в его глазах. Она сдавленно вдохнула. Лицо отца появилось перед глазами. Она успела подумать:

«Прости, папа. Я тебя подвела», — еще вдох, и…

Широкая спина в грубой мантии перекрыла обзор. Маг стоял перед ней, большой пылающий меч появился в его поднятой руке. Он был таким ярким и горячим, словно маг призвал звезду с неба и придал ей иной облик.

Единорог затормозил, сминая землю, чуть не сел на круп. С воплем, который как-то казался прекрасной музыкой, которая могла разбить сердце, он вскинул голову, направляя рог.

Маг этого не видел. Он смотрел не в ту сторону, все еще стоял настороже между ней и единорогом, но слепой.

— Справа! — закричала Нилла. — Сейчас!

Он повернулся, сделал шаг назад и опустил меч, когда единорог бросился. Вспышка света и магии, хлопок. Нилла упала, закрывая руками лицо, чтобы спасти глаза. Она сжалась на боку в комок, чтобы превратиться в маленький невидимый мяч.

Волна магии прокатилась мимо. Ей нужно было двигаться. Она не могла просто дрожать и ждать, пока единорог добьет ее. Всхлипнув, она убрала руки, приподнялась и огляделась.

Она увидела комок конечностей и мантии. Маг Сильвери… оглушен? Или мертв? Пылающий меч все еще ярко горел, вонзился в землю недалеко от нее. Огонь лизал клинок до рукояти, но она не горела.

Единорог лежал на боку под разбитым стволом юной сосны справа от нее. Нилла нашла его взглядом, и магия со светом пробежала спазмом по его жуткому телу, похожему на скелет. Он ударил одним копытом, другим. А потом поднял голову, щелкая зубами, ударяя рогом. Один глаз был массой серебряной крови, кинжал еще торчал оттуда. Другой глаз потемнел, пылал ярко, как факел.

Единорог неуклюже поднялся на ноги. Длинный рог уже не сиял, он был сломан пополам, края были неровными и опасными. Он издал еще вопль боли, звук сотрясал воздух, задел Ниллу с такой силой, что она понимала, если бы ужасные чары попали по ней, они подавили бы ее. Но единорог не целился, и она все еще управляла собой.

У нее был миг, чтобы принять решение. Лишь миг.

Она вскочила на ноги и бросилась к пылающему мечу. Огонь лизал ее ладони, но она стиснула зубы и сжала рукоять, вытащила меч из земли. Он ответил на ее прикосновение, и, хоть она ощущала жар, огонь не обжигал ее ладони. Оружие было большим для нее, но она шире расставила ноги, подняла его над головой и повернулась к единорогу.

Он посмотрел на нее. Его лошадиная голова с клыками повернулась, он смотрел на нее одним глазом. Встав на дыбы, он ударил по воздуху передними копытами, послал в нее заряд песни.

Нилла видела, как приближается рябь магии. Она не могла пригнуться, избежать удара, так что сделала единственное, что могла: взмахнула мечом. Красный пылающий край разрезал чары, разбивая магию на кусочки.

Песнь оборвалась нескладным скрежетом, разлетелась по бокам от нее, и она осталась целой.

— Ого! — выдохнула она. — Сработало!

Единорог раздувал ноздри, тряхнул головой. Он сделал шаг, словно хотел броситься, но замер.

Нилла пятилась, помня об ольхе за собой. Она осмелилась оглянуться, искала место, которое Соран отметил как точку, активирующую ловушку. Она могла завести единорога так далеко? Могла ли еще заманить его?

— Идем, — она сделала еще один осторожный шаг, клинок меча раскачивался, огонь плясал перед глазами. — Идем, уродец. Ты знаешь, что хочешь меня!

Он тряхнул головой, сделал несколько быстрых шагов, рыча, как дикий кот, длинный лиловый язык торчал между огромных зубов.

— Да, я знаю, что ты злишься, — сказала Нилла. — Идем! Добьешь меня. Или… — она ступила в кольцо. Ловушка осталась? Магия еще работала? Она на это надеялась. — Или тебе нужно добавить сладкого?

Единорог смотрел на ее оружие, и ее ладони сжали рукоять крепче. Он не подойдет, пока она держала меч, после того, что он сделал с его рогом, а потом чарами.

— Хорошо, — прошептала она и взмахнула мечом. Он улетел недалеко, ведь был очень тяжелым, но рухнул за кольцом ловушки, вне ее досягаемости. Она стояла, уязвимая, опустив руки по бокам. — Хорошо, — сказала она. — Иди ко мне.

Единорог вскинул голову, рыл землю, отбрасывая куски земли. Он сделал шаг, но замешкался, уши подрагивали, хвост метался.

Нилла сглотнула с трудом. В горле пересохло. Но она должна была попробовать. Она открыла рот и пропела первую песню, которая пришла в голову:

— Красным цветет роза в сердце этой ночью,

Светлая, как солнце, новая, как весна,

Сияют ярко звезды, зовут петь мою душу,

Хоть вокруг рекою протекает тьма.

Где она услышала эти слова, эту мелодию? Это было как что-то из сна, далекого сна. Она знала, что пела это неправильно, не так, как это нужно было петь. Ее голос был слишком резким, тонким и высоким.

Эта песня была для низкого хриплого голоса, полного тепла и глубины страсти. Она слышала голос раньше, хотя не помнила, где или когда.

— Спустись к воде, любовь моя, любовь,

Спустись по берегу к воде.

Садись в лодку и плыви в ночь,

И я буду навеки твоей любовью.

Единорог поднял голову. Острые волосы сжались. Его хвост перестал метаться, и все его тело застыло.

А потом огонь пробежал по его спине, словно он был голоден и хотел утолить этот голод. Он сделал шаг, другой. На третий он запел. Нилла смотрела, как магия рябью неслась к ней, смешиваясь с ее голосом.

Слова песни пропали. Но песня росла, красота и величие были выше ее плохого вокала, ее смертных идеалов. В этот раз, когда голос в ее голове завизжал, что она поддавалась чарам, что она попалась, она не спорила с ним. Это было правдой. Она знала. Но смысла бороться не было.

Единорог подходил ближе, здоровый глаз горел. Оставалось несколько шагов, чтобы ловушка сработала. Еще три… еще два… один…

Боль вспыхнула в ее руке, пальцы сжали ее руку. Нилла с потрясением перестала петь, ее дернули за руку так, что она потеряла равновесие.

Стены ловушки поднялись из земли. Воздух расколол визг единорога, когда он понял, куда попал. Но заклинание сомкнулось, и звук пропал.

Нилла прокатилась по мху, листьям и земле, раскрыв рот в беззвучном крике, ее разум обжигала боль разорванных чар. Когда ее тело замерло, она оказалась головой на широкой вздымающейся груди, ее лицо уткнулось в спутанную бороду.

Соран лежал неподвижно, руки крепко обвивали девушку. Небо над ним дико кружилось, обрамленное сплетающимися ветвями, и тьма смыкалась, сужая поле зрения. Он боялся, что потеряет сознание.