Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я думала, что после той ночи… Я думала, что… — заливаясь слезами, бормотала Лили.
— Что все изменится после того, как ты переспала с этим мужчиной?
— Ты знаешь?.. — удивилась Лили.
— Вы не слишком тихо вели себя, — со смехом ответила служанка. — Боюсь, что вас слышали даже в соседних домах.
Лили в изумлении уставилась на мулатку. Селеста снова рассмеялась:
— Я просто дразню тебя. Никто, кроме меня, ничего не знает.
— А как узнала ты?
— Я видела, как мистер Уэбб принес тебя. И я собрала твои вещи, чтобы положить все на место.
— О… — выдохнула Лили.
— Я также видела, как он поцеловал тебя на прощание. И это не был поцелуй мужчины, бросающего женщину. Если мистер Уэбб ничего тебе не рассказывает, значит, у него имеются на то причины.
— Ты так считаешь? — спросила Лили, чувствуя, что у нее теплеет на сердце.
— Да, я так считаю. Дай-ка мне руку, и ты поймешь, что этот мужчина предназначен тебе самой судьбой.
Лили сжала пальцы в кулак.
— Спасибо, нет. Ты же знаешь, что я не верю в твои предсказания по руке.
— А зачем верить? — Селеста пожала плечами. — Я посмотрю на твою ладонь и предскажу твое будущее. Там все ясно написано.
— Лучше мне ничего не знать, — пробормотала Лили. «Лучше мне не знать о том, что Уэбб не любит меня», — мысленно добавила она.
В этот момент раздался стук в парадную дверь.
Труссебуа! Лили вскочила на ноги и стала укладывать одежду в саквояж.
— Надо поторопиться, Селеста. Давай спрячемся в чулане и дождемся, когда он уйдет.
— Я не пойду ни в какой чулан, там темно и тесно. Мне все-таки думается, что мы должны дождаться мистера Уэбба.
Тут в комнату заглянула мадам Костар. Она взглянула на разбросанную по полу одежду, затем посмотрела на Лили.
— Мадемуазель, вы еще не одеты? — возмутилась служанка. — Внизу уже ждет молодой человек, который будет сопровождать вас на слушание.
— Молодой человек? — спросила Лили.
— Он доверенное лицо месье Труссебуа. Все уже собрались и готовы начать слушание, а вас до сих пор нет. Что задержало вас?
Лили проигнорировала вопрос служанки. Сейчас она думала совсем о другом. Все собрались? Кто же будет присутствовать на слушании? Ведь Труссебуа объяснил ей вчера, что слушание — просто формальность. Власти должны удостовериться, что она действительно Аделаида де Шевену, дочь и единственная наследница Анри де Шевену. Но у нее имеются все необходимые документы — лорд Драйден об этом позаботился.
— Мы с мужем будем свидетельствовать в вашу пользу, — сказала мадам Костар. — Обычно требуется несколько десятков свидетелей, но вы так тронули сердце первого консула, что он сделал для вас исключение.
Лили задумалась: кто же еще может быть свидетелем?
— А кто еще там будет? — спросила она.
— О… мадам Павиль. Ваша мать, да благословит Господь ее душу, терпеть не могла эту женщину с ужасными манерами, но она всегда навязывалась в подруги…
Лили молча кивнула. Мадам Павиль действительно была весьма неприятной особой, так что нет ничего удивительного в том, что графиня де Шевену ее не любила. Но если она готова выступить в ее защиту, то придется терпеть эту женщину.
Но если там будет слишком много людей, ей не удастся поговорить с Уэббом…
Может быть, Селеста права, может, не стоит беспокоиться? Ей просто надо разыграть очередной спектакль, только и всего.
— Одевайтесь побыстрее, — сказала мадам Костар. — Иначе я пришлю мадам Павиль, чтобы она помогла вам одеться.
Этих слов было достаточно, чтобы Лили бросилась к гардеробу. Она выбрала самое скромное из своих платьев.
Уэбб подозревал, что слушание, назначенное на послеполуденное время, может оказаться ловушкой.
И у него имелись все основания для подобных подозрений. Уэбб знал, что многочисленные шпионы Фуше пытаются выяснить, кто он такой. Однако, насколько ему было известно, они смогли установить только один факт: его зовут Генри Милн, он американский судовладелец.
Наконец он увидел карету, остановившуюся перед зданием, где обычно проходили слушания. И Уэбб снова почувствовал, что чьи-то зоркие глаза следят за каждым его движением.
— Все в порядке? — Лили выскочила из кареты и схватила его за руку.
Он не мог сказать ей, что и сам ничего не знает. В столь ответственный момент нельзя было ее волновать.
— Все прекрасно, — соврал Уэбб.
Однако он очень беспокоился. Дневники они до сих пор не нашли, и это, конечно же, вызывало тревогу. Но смущал еще и тот факт, что отец снабдил его неверной информацией: Анри умер вовсе не в Париже. Неужели один из осведомителей намеренно направил их по ложному следу?
Нет ничего удивительного в том, что в парижском доме дневников не оказалось. По вполне понятным причинам граф держал важные документы при себе. Он умер в поместье — следовательно, дневники остались там.
И сейчас, чтобы выполнить задание, надо было пройти через слушание.
Поднимаясь по ступеням, Уэбб окинул быстрым взглядом соседние дома — он искал на всякий случай пути к отступлению.
Если бы он был один, то не нервничал бы так. Но ему следовало позаботиться о Лили.
Лили…
После проведенной вместе ночи он пытался избегать ее, надеясь, что его чувства к ней исчезнут сами собой. Но этого не случилось.
Уэбб нахмурился. Он по-прежнему чувствовал, что за ним наблюдают, поэтому старался держаться подальше от Лили — так было для нее безопаснее.
Но Уэбб прекрасно понимал, что думает не только о безопасности Лили, а пытается обмануть свое сердце. Еще накануне он сделал попытку проникнуть в опечатанный дом Анри, но тщетно. Постоянно менявшиеся охранники окружали дом со всех сторон — было очевидно, что их действиями руководит Фуше.
Возможно, ему даже и удалось бы проскочить мимо охраны, но двери и окна были наглухо забиты досками, так что проникнуть в дом бесшумно он все равно не смог бы.
В конце концов Уэбб пришел к выводу: единственный выход из положения — явиться на слушание. Когда суд признает Лили законной наследницей графа, они найдут его дневники.
Конечно, если Фуше не переиграет их.
Следуя за Лили в зал для заседаний, Уэбб внимательно оглядывал все коридоры и холл и следил за охраной — он не забывал об опасности.
И тут появился Труссебуа.
— Мадемуазель, это действительно простая формальность, — заверил он, подходя к Лили. — Вам не следует волноваться.
«Но почему же тогда сам солиситор так взволнован?» думал Уэбб.