— Привет.

— Ты шо, фраер?[14] — отозвался мужик моложавым голосом, неожиданно выдающим, что его обладателю около тридцатника. Надо же, а выглядит за сорок.

— Что?

— Законов не знаешь? Зашел, представился, статью назвал. Потом, когда разрешат, заходишь! Первоход что ли?

— Ну да, — с неохотой ответил я.

— По какой статье?

— Сто пятая.

— Ууу, — уважительно промычал мужик, — хорошо, что тут паханов[15] нет, а то б тебя зачуханили[16] уже. Ничего, я тебя уму-разуму научу.

По интонации было видно, что он настроен доброжелательно. Назвался Саньком. Язык как помело. Начал учить меня всяким блатным премудростям, стращать зоной.

— Эта камера тебе раем покажется в СИЗО. А на зоне вообще своя жизнь, — деловито заявил он, — лучше туда не попадать, если есть возможность. Не известно, кем там будешь, как масть[17] твоя ляжет.

Можешь стать мужиком[18], а можешь — и петухом[19]. Так что, если есть возможность соскочить, ну там адвоката подмазать, следака или опера, лучше сейчас. Пока не поздно.

После этих слов я и вспомнил дедка. Что он там говорил? Кого-то ко мне подсадят. Чтоб лишнего не болтал. Ага. Принял к сведению! К тому же осторожность и правда не помешает.

В общем, я сделал вид, что не догадался, что Санек — подсаженный. Охотно отвечал на все его вопросы, и даже что-то сам рассказывал, но информацию скрупулезно фильтровал. Про обстоятельства задержания рассказал правду, а про исчезновение Кати — то же, что и следаку. Он воспринял все это без каких-либо эмоций.

Плюсом в этой нашей игре было то, что у моего соседа оказался чай, сахар и самодельный бальбулятор[20], так что я напился сладкого чая и уснул с полным желудком.

Песни вычерпывающих людей

Утро началось с бодрого удара по двери резиновой палкой и крика: «Подъем!». Я открыл глаза с мучительным осознанием того, что действительно нахожусь в изоляторе временного содержания. Несмотря на прекрасный сон о доме, где все хорошо, и мы с Катей слушаем музыку.

Санька в камере не было. Я снова остался один. Усевшись на кровать, я почесал затылок, силясь отыскать среди обрывков сновидения, воспоминание, как моего сокамерника просят на выход. И не нашел. Значит, он ушел по-тихому. Не обманул дедок. Точно стукачок. Подсадили ко мне шныря, чтобы выведал, как я Катю грохнул.

Нет, я ее, конечно, не убивал… Жутко хотелось кушать. Саня ничего не оставил, ни чая, ни сахара. Я напялил тапки, дошел до бачка с водой и выпил сразу две кружки. Лучше не стало. Точнее стало, но совсем чуть-чуть. По опыту казарменной жизни я знал, что основа существования в замкнутом пространстве — порядок. Внутренний и внешний.

По распорядку дня подъем здесь в шесть утра. Я взглянул в окно. Темно. Значит, разбудили вовремя. До завтрака у меня часа полтора. Вагон времени. Я быстренько сделал зарядку: отжался, поприседал, качнул пресс, выполнил несколько упражнений на растяжку. Потом заправил свою кровать. Меня еще в армейке научили дедушки, как быстро и правильно отбивать кантик на кровати. А пару раз сброшенная на пол постель, заметно повысила уровень усвоения материала.

Здесь, к сожалению, нужных приспособлений не было, но это не помешало мне туго натянуть простынь, пододеяльник и одеяло, отчего моя постель почти что приобрела нужные прямоугольные формы. В таком состоянии в случае необходимости она не выдаст, что ты на ней до отбоя лежал. Если, конечно, шибко не елозить. В этом, как мне однажды в тайне поведал наш командир отделения, основная задача фанатично отбитых кантиков. Офицеры таким образом пытаются предостеречь солдат от безделья, а солдаты, вопреки всему, незаметно поваляться на кровати, когда туго натянутая постель более-менее сохраняет свою форму, даже если на ней вздремнуть полчасика. Ну и, к тому же, красиво — четкие линии отбитых и выправленных по ниточке кроватей. Армейская эстетика.

Затем я разделся и прямо под краном кое-как вымылся. Благо была горячая вода и мыло. Затем быстренько прибрался в камере, еще разок отжался, почистил зубы, попил водички и сел у окна, в надежде составить план действий, когда меня отсюда выпустят. Заря уже осветила мир за окном.

В голову почему-то ничего не лезло, только какой-то шум. Ужасно хотелось кушать. Я принялся прокручивать в голове вчерашний допрос и представлять, какие еще вопросы мог бы задать мне следователь и как бы я на них отвечал. Этим глупым занятием я убил время и дотянул до завтрака.

В коридоре послышалась возня. Вскоре раздался лязг открывающегося запора дверной кормушки.

— Соколов! — позвал меня неприятный голос с той стороны двери.

— Я! — армейская реакция на свою фамилию.

— Завтрак! — безразлично ответил голос.

После этого, в кормушку мне протянули тарелку овсяной каши, вареное яйцо, краюху серого хлеба и стакан чая. Я кое-как перехватил все это в свои руки. Дверца кормушки тут же захлопнулась, и я поспешил к столу.

Не ахти, конечно, какой завтрак, но я смел его за минуту. И эту соленую, почти остывшую овсяную кашу на молоке, которую никогда любил, и яйцо с почему-то посиневшим белком, и чай с отчетливым резким запахом водопровода, и серый хлеб, опостылевший мне еще в армейке. Принесли бы еще пару порций такого завтра, я бы их съел с неменьшим аппетитом.

Помечтав о добавке, я пошел мыть посуду.

— Кхе-кхе, — раздался у меня за спиной знакомый кашель.

— Ух, — вздрогнул я от неожиданности.

— Не по понятиям, — пробормотал старичок, неизвестно откуда появившийся и все также сидящий напротив моей кровати. Теперь в руках он крепко сжимал блестящую алюминиевую чашку с крепко заваренным чаем.

— Не понял… Ты как здесь вообще…

— Даже зенушная[21] шпана[22] так не делает, — не обращая на меня никакого внимания, продолжил дедуля, — похавал[23], суй в волчок[24] и живи дальше. Только свои клич[25] и коня[26] можешь помыть.

— Чего?

— По-свойски не ботаешь[27], ничего не разумеешь! — воскликнул дед и, обреченно покачав головой, аппетитно отхлебнул из чашки, — блатная музыка[28] — заслушаешься! Одно слово — Бруй[29]!

— Дед, хорош мне голову морочить, — разозлился я, — чего тебе надо? Где Катя?

— Остынь, — резко прохрипел дед, — где твоя бикса,[30] не знаю. Я вас на мопса не брал[31]. Я всегда на киче.[32] Просили, за тобой приглядеть, и все.