Из темноты вышли Анастасия и Громыхало. Последний то и дело тряс головой. Она все еще гудела от точного попадания топором. Однако сейчас всех больше волновало состояние Мимолики.

– Как бы не умерла, – обеспокоенно произнесла гречанка.

– Туда и дорога, – спокойно ответил Громыхало. – Не рой яму другому.

Он все же склонился над княгиней и приложил ладонь к шее.

– Будет жить.

– Слава богу.

– Что ты так о ней печешься? – возмутился Громыхало. – Она же принцессу хотела угробить!

– Теперь строить козни ей неповадно будет, – вместо Анастасии ответил Чапонос. – Отучили.

– Да, – согласилась Анастасия, – и Мимолика теперь не опасна, и мы грех на душу не взяли. – Она обратилась к Громыхало: – Как ты догадался?

– Да тут и ребенок сообразил бы. Куда, как не к колдуну, идти Мимолике с одеждой принцессы. А кто у нас самый могущественный колдун?

Анастасия поблагодарила Чапоноса:

– Спасибо тебе, чародей.

Тот лишь развел руками:

– Куда тут денешься? Попробуй не помоги… От Громыхало никакое колдовство не спасет.

Все трое весело рассмеялись.

– А с ней что делать? – указал дружинник на лежащую в беспамятстве Мимолику.

– Завезем домой. Пусть останется в неведении, а прошедшее покажется ей страшным сном.

– Так и быть, – согласился Громыхало, – доставлю тело по назначению и пойду порадую князя.

– А вот ни Владимиру, ни Анне ничего говорить не стоит, – остановила его Анастасия.

– Это отчего же?

– Владимир горяч в гневе и скор на расправу. Того и гляди, не сносить Мимолике головы. А принцессе и так забот хватает. Лишние тревоги ей ни к чему.

– И то верно, – снова согласился Громыхало. – Что бы я без тебя делал? Пора брать в жены. Без тебя, как без головы.

Анастасия улыбнулась и скромно промолчала.

В ту ночь и принцесса Анна не сомкнула глаз. Едва добравшись до постели, Великий князь рухнул на нее и захрапел. Какие уж тут великие дела! Раздеться не смог. И челядь, как назло, куда-то запропастилась. Это Добрыня приказал всем схорониться и, сколько бы ни звали, носа не высовывать. По древнему обычаю невеста должна сама раздеть жениха. Не спать же князю в сапогах!

Анна и не пыталась звать прислугу: стыдно. Правда, она слабо представляла, с какой стороны подойти к Владимиру. И сама-то редко раздевалась, а тут – груда мертвецки пьяной плоти. Она уже стаскивала сапоги с Владимира в Херсонесе, но одно дело снимать сапоги с трезвого и совсем другое – с мертвецки пьяного.

Помолившись, принцесса взялась за дела. Плотно пригнанные сапоги никак не хотели слезать с ног. К тому же князь то и дело брыкался и все норовил попасть Анне в пах. Не снималась и одежда, так как повернуть тяжелое тело силенок у принцессы не хватало. Поняв, что лишь напрасно теряет время, Анна решительно достала из ларца миниатюрный кинжал и в мгновение ока вспорола на князе дорогую парчу, в клочья искромсала белье из тончайшего шелка, а сапоги разрезала так, что они сами свалились с ног. Зато теперь Великий князь лежал гол как сокол. Лишь сладко посапывал и иногда, словно младенец, пускал изо рта пузыри.

Анна накрыла Владимира пуховым одеялом и уже собралась прилечь сама, как вдруг вошел Добрыня. Принцесса всполошилась, но воевода одобряюще улыбнулся и похвалил:

– Молодец!

– Так ты нарочно?! – чуть не задохнулась Анна от возмущения.

– Тихо, тихо – князя разбудишь, – успокаивающе произнес дядька и пояснил: – Таков обычай. Теперь ты – настоящая жена Владимира.

– Ну, спасибо! А то я не знала.

– Ладно, не серчай. Мне с тобой потолковать надобно.

– Другого времени не нашлось?

– Откуда? Ты у нас прямо нарасхват: то Владимир, то Рогнеда, то Мимолика…

– Да ты, я посмотрю, глаз с меня не спускаешь.

– И то верно. Как же иначе тебя сберечь и защитить?

– От кого? – изумилась принцесса.

– Еще узнаешь, – уклончиво ответил Добрыня. – Я о другом хочу попытать.

– О чем же?

Только сейчас Анна полностью успокоилась и внимательно посмотрела на воеводу.

– Что ты мыслишь о сегодняшнем обряде?

– Признаться, я в полном недоумении. Как можно силой гнать народ на крещение?

Воевода хитро прищурился:

– Никто никого гнать не будет. Все по своей воле пойдут.

– Все настолько послушны и преданы Великому князю?

– Не в том дело. Владимир хоть и горяч, да умен. У нас жены взаперти сидят и в окошки глядят. А тут сам Великий князь гулянье им устроил. И не просто устроил, а приказал. Мужьям-то и возразить нечего. Теперь жены и сами пойдут, и мужей за собой потащат. В кои-то веки баб на волю выпустили.

– Что ж, посмотрим… Только верить все равно насильно не заставишь.

– Вот тут ты верно молвишь. Потому и навестил тебя.

– Чем же я смогу помочь?

– Мудрым словом и добрым делом.

– Я же не проповедник.

– Еще какой! Без тебя и христианства на Руси не было бы.

– Но я даже не игуменья.

– И не надо. У нас тем, кто в рясе, не сильно-то и верят.

– Странно. А почему?

– Священники сами не признают наших обычаев. Игрища отринули, обряды заклеймили. Девку и ту умыкнуть нельзя. Так скоро и вымрем.

– Видно, порочны языческие игры и нет в них ничего, кроме греха.

– Ну, не скажи: наши веры сильно схожи.

– И что же у них общего?

Добрыня не спеша разгладил длинную и густую бороду:

– Не силен я в греческой вере, только рай и ирей – на небесах. И ад – в подземном царстве. Правда, у вас там правит сатана, а у нас – ящер Юша, да дело ведь не в названии. Суть-то едина.

– Суть как раз разная, – не согласилась принцесса, – языческие боги – просто идолы, а Святая Троица – Бог истинный.

– Пусть и так, только до людей это не скоро дойдет. А внешнее сходство налицо. Святая Мария родила Христа, а Мокошь – богиня плодородия, Перун Громовержец и Георгий Победоносец – покровители воинства, святой Власий и Велес оберегают скот. Даже имена почти совпадают. Зачем же их ссорить? Не потому ли Русь так близко к сердцу приняла греческую веру, что она как родная?