— Думаю, что, подобно большинству мужчин, вы находите меня привлекательной. Но уступить соблазну в пьяном виде — это одно. А заботиться и оберегать — совсем другое.

Стьюксбери судорожно вздохнул:

— Значит, вы меня соблазнили?

— Конечно. Пыталась соблазнить в течение долгого времени. А вы и не заметили?

Не заботясь о терзавших его сомнениях, она подняла руку и прикоснулась ладонью к щеке.

— С вашим дьявольским чувством юмора трудно что-нибудь понять.

— А я не шучу. Не смеюсь и не дразню. Хочу быть с вами. Но при этом вовсе не прошу вашей руки, дорогой граф. И даже не претендую на сердце. Ни для того ни для другого я не гожусь.

Вивьен положила ладони на грудь, а в следующее мгновение скользнула под сюртук.

От теплого прикосновения остановилось дыхание. И все-таки он с горечью поинтересовался:

— Советуете презреть честь и достоинство? Сознательно разрушить ваше доброе имя?

— Что бы ни случилось, пострадает мое имя, а не ваше. — Вивьен запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. — За себя я как-нибудь отвечу. И запомните: я не собираюсь выходить замуж ни по любви, ни по расчету, ни из чувства долга перед семьей. И пока не встречала ни одного желанного мужчины, кроме вас.

— Вивьен… О Господи! Вивьен. Вивьен. — Между бесконечными поцелуями ее имя звучало как заклинание. — Это просто безумие.

Она по-девчоночьи захихикала и слегка отстранилась, чтобы снять скрывавший волосы тюрбан. Шпильки разлетелись в разные стороны, а огненно-рыжая копна рассыпалась по плечам. Вивьен встряхнула головой, запустила в локоны пальцы и вытащила застрявшие шпильки. Сейчас она напоминала видение — дикое, необузданное, прекрасное, — и Оливер подумал, что никто и никогда не будет обладать ею в полной мере. Да, Вивьен действительно принадлежала только себе, но, несмотря на все усилия и проклятия, противостоять волшебным чарам он не мог.

Вивьен с улыбкой протянула руку. Отбросив последние сомнения, Оливер крепко сжал теплые пальцы.

И она повела его наверх, в свою спальню.

В эту ночь они любили друг друга без спешки. Лихорадочное стремление к удовлетворению давно копившейся страсти уступило место долгим поцелуям и медленным сладострастным ласкам. Вожделение не стало менее требовательным, однако Оливеру удалось совладать с нетерпением и отдаться чувственному наслаждению. Он медленно раздел возлюбленную — так, как сотни раз делал это в мечтах. Расстегнул каждый крючок, снял каждое одеяние и с восторгом обнажил шелковистую кожу. А потом стоял и дрожал, как мальчишка, пока она делала с ним то же самое. Легкие прикосновения пальцев, едва заметные отметины ногтей, влажные горячие поцелуи дарили волшебные, неведомые впечатления, но лишали способности сдерживаться.

Оливер издал странный, похожий на звериное рычание звук, схватил любимую в охапку и вместе с ней рухнул на кровать. Но даже сейчас он не стал спешить, а обстоятельно исследовал каждую линию, каждый изгиб прекрасного тела и с наслаждением уступил ответному, не менее острому любопытству. Когда же наконец наступил блаженный миг единения, он поддался долго сдерживаемой стихии и, сжимая любимую в жадных объятиях, мощно взлетел на вершину, чтобы спустя мгновение рассыпаться в бесконечных искрах блаженства.

Потом они долго лежали, счастливые и обессиленные, и лениво, бессвязно беседовали. Вивьен уютно свернулась калачиком и положила голову на плечо любимого, а Оливер нежно перебирал густые пряди.

— Золотое руно, — пробормотал он.

Вивьен рассмеялась:

— Это тебе сейчас так кажется. А когда-то называл меня морковкой.

— Решила припомнить свои детские обиды и мою юношескую заносчивость?

— Ты сказал это не далее, как прошлым летом. Даже помню точную фразу: «шальная морковка, которая постоянно торчит в моем доме».

Оливер смущенно хмыкнул:

— Возможно, что-то подобное и было. Но уверен, что высказывание предназначалось не для твоих ушей.

— О да! Ты всегда обладал безупречными манерами!

— Чего не скажешь о тебе, — парировал Оливер. — Своими выходками ты постоянно доводила меня до бешенства. Ума не приложу, чем заслужил твое внимание.

Вивьен рассмеялась:

— А от тебя ничего особенного и не требовалось. Достаточно было просто оставаться таким же красивым и продолжать скользить по мне равнодушным взглядом. Прекрасно помню, как, вернувшись из Оксфорда, ты называл меня ребенком. А мне уже исполнилось четырнадцать. Приходилось постоянно напоминать о своем существовании.

— О, забыть о тебе было трудно. — Оливер спрятал лицо в сияющем водопаде волос. — Настолько трудно, что иногда хотелось придушить.

Оливер приподнялся на локте, посмотрел сверху вниз и нежно провел пальцем по ее щеке. Потом склонился, провел губами по лбу, щеке, подбородку и наконец замер в долгом глубоком поцелуе.

Вдруг Вивьен застыла, напряженно прислушиваясь. Оливер взглянул вопросительно.

— Что это было? Слышал? — испуганно прошептала она. — Какие-то голоса на улице.

В этот момент по дому разнесся гулкий стук медного кольца по дверной пластине, а вслед за ним послышался мужской голос.

— Грегори!

Вивьен в панике села.

— Как? Здесь?

Оливер тоже встревожено поднялся.

— О Господи! Что же он здесь делает? Должен быть в Марчестере!

Вивьен вскочила с постели, схватила ночную рубашку и суетливо натянула. За спиной Оливер с тихими проклятиями собирал одежду. Снизу донеслись торопливые шаги: один из слуг спешил впустить молодого хозяина.

На ходу запахивая и подпоясывая халат, Вивьен подошла к двери и немного приоткрыла, чтобы лучше слышать разговор.

— Милорд! — донесся голос лакея. — Простите. Не знал…

— Не переживай, Томас. Это я должен извиниться за то, что разбудил весь дом. Надо было взять ключ.

Вивьен осторожно закрыла дверь и повернулась. Оливер стоял полностью одетым, хотя мятый шейный платок в кармане и расстегнутый жилет могли вызывать подозрение. С решительным видом он направился к выходу, однако Вивьен предостерегающе подняла руку.

— Что ты делаешь? — испуганно прошептала она.

— Хочу спуститься вниз и встретиться с Сейером лицом к лицу. — Он вскинул брови. — А ты думала, буду прятаться здесь?

— С ума сошел? — возмутилась Вивьен. — Как в таком случае придется поступить Грегори? Вызвать тебя на дуэль? И чего ты этим добьешься, кроме как поставишь и себя, и его в идиотское положение? Да еще все, кому не лень, будут трепать мое имя.

Взгляд Оливера немного смягчился, и он шепотом осведомился:

— Что же прикажешь делать? Вылезти в окно?

— Еще чего не хватало! Сорвешься и упадешь. Сейчас спущусь и отвлеку брата, а ты тем временем выйдешь через парадную дверь.