— Как показало время, она справилась и без нас. А я бы без мужа не справилась. Я не могла пойти против него, не посмела.

— Потому вы девчонку заставили хлебнуть… и я заставил… — Назар снова растер лицо. Этот разговор выжал из него последние соки. Прикончил его. Превратил все, во что верил, в пыль.

Главное он поймет еще через несколько часов, когда будет и дальше подпирать собой двери в Данину палату. Главным окажется то, что Милана в действительности его ждала. Она и правда его ждала. И в тот день, когда он стоял на пороге ее дома и думал, что это конец, она все еще строила свое будущее с ним. То самое, которого не случилось, потому что он сплоховал.

Умойся, Шамрай. Ты и правда мразь. Еще хуже мразь, чем считал до этого дня.

Придвинув стул к столу, он бросил еще один взгляд на Наталью Викторовну и устало пообещал:

— Я ничего Милане не скажу. Но от Данилы больше не откажусь, так и знайте. Вам всем придется смириться, что я в вашей жизни насовсем.

— Только не обижайте их. Даня говорил… — но она вдруг оборвала себя на полуслове и слабо улыбнулась. — Если уж захочется кого-то винить — вините меня.

— А вам не противно было? От того, к чему вы ее принуждали?

— Я надеялась, так будет лучше.

— Ясно.

Но ни черта ему было не ясно. И еще нескоро станет.

Он будто бы не свою жизнь прожил. В тридцать семь лет он узнал, что у него отняли его жизнь, какой она должна была быть. И вместе с тем осознавал, что он сам заслужил ту, что случилась. Своими поступками, своими словами и своими мыслями. Сколько ж в нем было дерьма, если он и Милану считал наполненной им?

Нажраться хотелось, как ночью, но бухать сегодня он уже не стал бы. Это все надо было переваривать на трезвую. Переваривать и молчать, потому что, мать твою, он этой дуре перепуганной слово дал. Не было ему ее жалко, но жалко было Милану. Она только наладила отношения со своей матерью, даже если та не заслуживала, а отнимать их друг у друга снова — нельзя. А еще Назар знал, что не заслуживал тоже. Ничего не заслуживал. У Натальи Викторовны хотя бы сейчас хватило сил признаться, пусть уже нельзя ничего исправить. А он? Жил во лжи и даже озвучить не смог. Слово «сын» первой произнесла Милана.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сын…

У него и у Миланы — есть сын. Она захотела его родить. Несмотря ни на что. Несмотря на слабость Назара, несмотря на подлость Стаха, несмотря на то, что осталась совсем одна. Могла ведь заниматься карьерой и ни о чем не думать. Жить своей жизнью и исполнять свои мечты. А она захотела родить Даню.

Смелая его девочка. Справившаяся.

Щипало глаза. Он сидел на диване, прикрыв их. Не желая никому показывать, не желая ни с кем делиться. Одно хорошо — на него мало обращали внимание. Лишь раз Олекса, выйдя из палаты, брякнул ему: «Подвинься», — и приземлился на диванчик рядом, вытянув вперед ноги. Так и молчали. Потом снова выглянула Милана, они о чем-то переговорили вполголоса, отойдя подальше, прячась от него, чтобы он не слышал. Назар тогда прилип к ней взглядом, увидев впервые после свалившейся на него правды. Смотрел и не мог оторваться, пусть она и далеко. Красивая до невозможности. И ненавидящая его со всепобеждающей силой справедливого гнева. Она же лишь раз бросила на него свирепый взгляд, словно хотела прибить на месте. И снова прошла мимо, как если бы его здесь не было. Иногда показывалась Наталья Викторовна. Потом они с Олексой оба ушли.

Который час — Назар не имел ни малейшего представления. Скорее всего, дело к вечеру. Солнечный свет, попадавший в коридор из окна, становился красновато-золотистым, какой бывает на закате. А закат в их краях приходит поздно. Потянулся за телефоном, чтоб глянуть время — обнаружил пропущенный от сестры. Как пропустил — не знал. Перенабрал.

«А киллера у тебя знакомого случайно нет?»

«Ты там под чем-то сидишь, я не пойму?»

«Под палатой… Но одной мрази по земле ходить хватит».

«Ты про кого? Ты про Стаха?! Все-таки он замешан? Блин, что с ребенком, Назар?!»

«Да в больнице ребенок, жить будет, вычухается…»

«Тогда что случилось-то, а?»

«Не по телефону. Я тебе обещаю, я все расскажу, но не сейчас, ладно? Мне б самому разобраться».

«Тебе там совсем дерьмово, да?»

«Очень. Сдохнуть хочется».

«Эй! Ты чего? Ну что дядька у тебя моральный урод — мы тебе с отцом давно говорили! Это ж не повод»

«Боюсь, у меня с ним немало общего… А частного детектива знакомого у тебя нет? Ну какого-нибудь покруче».

«Кого нет, того нет. Ты в Рудославе сейчас? Мне приехать?»

«Не надо. Я тоже вычухаюсь. Иди к мужу».

«Хорошо. Но если чего надо — звони, ок?»

«Ок».

Нажал отбой. Отбросил телефон рядом с собой на диван. Замер. Еще немного — и его точно попросят освободить коридор. Только теперь не Милана, а персонал. Медсестры уже косились. Денег им сунуть, что ли?..

А за дверью — его семья.

Семья, которая могла у него быть. Все, что ему было нужно, — это остаться в тот день и дождаться…

Впрочем, лучше поздно, чем никогда. Дождался он прямо сейчас.

Дверь палаты распахнулась, вышла Милана и прошла прямо к Назару.

— Даня хочет тебя видеть, — проговорила она отстраненно, словно выдавала ничего не значащую информацию какого-нибудь глупого соцопроса. В то время как Данила за день буквально измучил ее вопросом «а папа придет?», а она воочию увидела обратную сторону идеи, что если ребенок случайно встретит своего отца, то должен его, как минимум, узнать в лицо. Вот узнал. И что делать с этим узнаванием Милана не имела ни малейшего понятия. Впрочем, это лишь потому, что ей некогда об этом подумать. Слишком много других проблем, главная