Теперь антропологические данные устанавливают два главных типа: один, где первое место занимает грудь, другой – где более всего развиты ноги. Если грудь развита, а легкие и сердце крепки, человеку более свойственна выносливость, чем быстрота движений. Другому типу с развитыми ногами и слабой грудью более свойственна быстрота. Никакое соревнование не может переделать один тип в другой. Морфологическое изучение ребенка, чье тело меняется по возрастам, должно стать базисом для организации физических упражнений, а никак не соревнование. То, что имеет своим началом тело, его строение или его аномалии, должно определяться в связи со свойствами тела. Чувство соревнования не может творить чудес.

Предрассудок, устанавливающий всемогущество принципа соревнования, укоренился так глубоко, что когда в 1898 году я начала в Италии борьбу за организацию отдельных классов для отсталых и дефективных детей, против меня выдвигали идею соревнования: дефективные дети лишатся примера способных и прилежных детей; а если этих слабых лишить стимула соперничества, им ничего не добиться.

Но соревнование, соперничество может действовать только среди равных. При состязаниях выбираются чемпионы. Для дефективного ребенка пример его более способного товарища – только унижение; его дефективность, его неспособность постоянно подчеркиваются победами других. Он падает духом все больше и больше, чем чаще старательный учитель бранит и наказывает его за неспособность и подчеркивает успехи способных. Проблеск надежды, луч света для отсталого – это возможность сделать что-нибудь, что в пределах его сил и все же имеет ценность само по себе; иначе – быть в среде, где он может состязаться с кем-нибудь, где его поощряют. Тогда он сделается таким, как все, он будет счастлив и спокоен, и слабый цветок внутри него может распуститься. Поощрение, утешение, внешние стимулы, поощряющие его к активности, гораздо важнее для него, чем для нормального ребенка.

И что случится с нормальным способным ребенком, который служит примером для отсталых? С кем он состязается, соперничает? Кто толкает его вперед, вверх? Если каждого надо тащить, чтобы он поднимался вверх, то кто же будет тащить того, кто выше всех? В этом случае вопрос уже потерял смысл. В этом случае импульс будет тащить его назад. Трижды счастливец, кто состязается с низшими. Вспоминается мне описание состязания, устроенного одним мальчиком в приюте для идиотов. Он сам был высокий и подбирал самых маленьких и толстых, устраивая с ними бега. Он всегда прибегал первым и был бесконечно счастлив. Такого рода примеры встречаются и в других местах: это моральное состояние всех, кто обладает самолюбием, но по лени предпочитает побеждать других без излишнего напряжения, не совершенствуясь лично, а просто пользуясь контрастами сил. Так, хороший оратор старается говорить после плохого; красивые девушки, которым нечем выделить свою красоту, гуляют с самыми некрасивыми подругами.

Я как-то читала одну историю, которая может служить недурной пародией. Жил однажды король с таким длинным носом, что это было просто неприлично. Когда соседний король собрался его посетить, то он не знал, как быть, потому что ему очень не хотелось показывать чужим свой нос. Тогда первый министр сказал королю: «Ваше величество! Отпустите всех ваших придворных, а я соберу по всей стране людей с самыми длинными носами, и они составят на время ваш двор». Это было сделано, и при дворе появились такие носы, что нос короля показался нормальным. Гость короля мог только отметить, что приближенные его соседа отличаются громадными носами, но носа короля не заметил.

Эти рассказы о состязаниях носов при дворе вызывают у нас улыбку; но нормальное соперничество в среде наших детей – явление совсем не смешное. Здоровые дети в среде глухих, болезненных, отсталых чувствуют свое превосходство. Счастливцы, которым помогают образованные матери, попадая в общество бедных, заброшенных детей, воображают себя примером для них. Дети, хорошо питающиеся, спящие нормально в удобных кроватках, рядом с бедными малышами, которым приходится вставать до света, чтобы продавать газеты или доставлять молоко, напрасно воображают себя высшими существами, думают, что служат стимулом для своих бедных сотоварищей; все эти нормальные дети в моральном отношении на ложной дороге. Их ввели в заблуждение, они бессознательно несправедливы. Они обмануты. Они не лучше своих бедных товарищей, а только счастливее; их сердцам надо помочь понять правду, научиться сострадать больным, утешать несчастных, преклоняться перед героями. И не их вина, если вместо всего этого в их сердцах рождаются тщеславие, гордость, ошибки.

Правда, учительница пытается влиять на детей, она напоминает им о слабых, несчастных, о детях-героях в тех историях для морального воспитания, которые все одинаково заучивают. Учительница подчеркивает случаи, иллюстрирующие добрые чувства человечества. И никто не вспоминает, что больные, несчастные, герои находятся тут, среди них, с тех пор, как все дети посещают школу; но дети не могут сообщаться друг с другом и познать друг друга; и вот все они различаются только таким образом, что на одних сыплются все замечания, наказания, унижения, а другие, более счастливые, царствуют над ними, служат им примером, получают награды и похвалы и теряют в этом процессе собственные души.

В такой моральной сумятице, где как в аду, какая сильная натура может найти стимулы для развития своих ценнейших активностей и роста собственного сердца? Все гибнут, сильные так же, как слабые; очень немногие обладают индивидуальным инстинктом, спасающим их; очень немногие не поддаются искушению наград, угрозам наказания, постоянному побуждению к соревнованию, легким бесчестным победам и выходят из борьбы с неразбитыми силами, чистыми сердцами, с пониманием величайших истин человечества. Тех, кто выходит из испытания нетронутыми, незапятнанными жизненной суетой и преследованиями и вступают на дорогу продуктивной жизни; тех, кто со всей силой внутренней энергии идут к красоте и добру и чутки к истине, – тех мы приветствуем, как гениев, как благодетелей человеческого рода.

При анализе хорошего и плохого мы убеждаемся, что в личности многое плохое находит себе объяснение во внешних причинах. Преступление – продукт вырождения; недостатки детей и школьников – результат предрассудков. Но так как эти причины не абсолютны, не неизменны и тесно связаны с известного рода преходящими моментами, то понятие дурного, господствовавшее в древней философии, толкуется теперь как социальная проблема и соединяется с социальным действием. Предоставление работы и борьба с пьянством оказывают громадное моральное влияние, потому что устраняют причины зла. Воспитывать психику дегенерата – это значит бороться с преступлением и, следовательно, способствовать развитию нравственности.

Также, если в школе предрассудки – причина многих моральных недостатков, то реформа школы на основе естественных принципов развития явится первым шагом к утверждению новой морали среди детей.

Вот направление, которое подскажет пути для разрешения этого важного вопроса. Тут не поможет разбор системы наград и наказаний, изучение принципа соревнования или установление новых и более подходящих методов морального воздействия и новых заповедей. Это не просто дидактическая проблема, как казалось раньше, нет, это – большой и поистине социальный вопрос.