через проход вспыхнули еще одни рыжие фонари, чуть дальше зажегся чей-то ослепительный ксенон. Импульс распространялся в обе стороны, к хвосту и к началу, как ток вдоль елочной гирлянды, и длинная каменная труба стала похожа на морское дно, по которому проложили тускло подсвеченную ленту.

Людей в проходах стояло много, где-то еще открывались дверцы, но не было ни шума, ни движения. Слава богу, все уже в курсе, что бежать некуда, подумал Митя, а то бы мы точно сейчас друг друга затоптали.

— Это же не страшно, пап, да? — сказала Ася вполголоса. — Все нормально, да?

Митя нашел ее руку, и сжал, и поднял глаза. В слабом придонном свете потолок был едва различим, но одна из тяжелых воздушных пушек висела прямо над будкой рефрижератора, и видно было, что лопасти не крутятся. Совсем. Стоят на месте.

— Как вы считаете, — спросила женщина-Мерседес почти так же тихо, как Аська. — Сколько у нас времени?

— Ну блядь, — сказал Патриот и навалился сзади, дыша вчерашним пивом. — Ну блядь, ну блядь!

Митя дернул плечом. Заткнись. Не ори, не двигайся. Не трать кислород.

— Пап?.. — повторила Ася. Ладонь у нее была скользкая, как мелкая рыбка.

— Я не знаю, — сказал Митя.

Все теперь смотрели вверх, на мертвый вентилятор.

— Это небыстро, — подал голос здоровяк в борцовке. — Кубатура вон какая. Попрыгаем еще.

— Вот прыгать как раз не надо, — сказал кто-то. — Воздух быстрее кончится.

— Он все равно же кончится, — сказала дачница в шортах. — Так?

— Повыше надо залезть, — сообщил лысоватый мужчина в жилетке. — Углекислый газ внизу будет собираться.

— Куда вы тут залезете, господи? Мамочки, мы тут все задохнемся...

— Не самый плохой вариант вообще-то, — сказал здоровяк в борцовке. — Хотя бы не больно. Засыпаешь просто, и всё.

— Да конечно, не больно, — встрял парень с дредами. — Я однажды вот так попал на тридцати метрах с пустым баллоном, думал, легкие лопнут просто. Как огня внутрь налили, реально.

— Ты мягкое с теплым не путай, дайвер, — сказал здоровяк. — Я на подлодке служил. Нету здесь воды, и давления нету. Просто воздух будет жиже и жиже. Постепенно, понял? Не сразу. Не почувствуешь даже.

Говорил он до странности спокойно, даже с каким-то торжеством, как если бы главное было — поставить на место сопляка в дредах, три раза нырнувшего в Хургаде.

— И это типа хорошо, да? — парировал дайвер заводясь. — Ну ложись и засыпай тогда, чё. Специалист нашелся.

Дачница с зелеными ногтями завыла из-за спин — негромко, на одной ноте.

— Ну-ка прекратите болтать! — зашипела женщина-Мерседес. — Мы будем действовать по плану. Время есть, и совершенно не факт...

Договорить она не успела. В стенах что-то загудело, лопасти воздушной пушки дрогнули и снова завертелись — небыстро, с усилием, как если бы тоннель в самом деле был теперь заполнен водой, просто никто пока этого не заметил. Следом зажглись потолочные лампы, и свет тоже был другой — тусклый, подводный.

— Ну вот! — сказала Аська тоненько. — Вот, все нормально, я говорила!

Дачница всхлипнула и засмеялась. Мохнатый подводник в борцовке неожиданно перекрестился — широко, по-деревенски, а потом размахнулся и хлопнул тощего дайвера между лопаток. Дайвер покачнулся. Он улыбался, глаза у него были закрыты.

— Вот это я пересрал сейчас, — выдохнул Патриот Мите на ухо. — Твою мать, а?

— Это резервное питание, — сказал Митя, ни на кого не глядя, чтобы не видеть их лица. Особенно Аськино. Меньше всего он хотел сейчас смотреть на Аську. — Видимо, какой-то запасной источник на случай, если внешнее энергоснабжение отключилось.

Стало очень тихо. Слышно было, как жужжат лампы под потолком.

— Ну то есть времени у нас теперь больше, — продолжил Митя поспешно. — Просто надо понимать, что он не бесконечный. Источник, я имею в виду. Это что-то вроде генератора, так что у него есть резерв. И рано или поздно он закончится.

— И насколько его хватит? — резко спросила женщина-Мерседес. — Этого резерва?

Митя пожал плечами:

— Мне-то откуда знать. Я понятия не имею, как у них тут все устроено, много факторов вообще-то.

— Так выясните! — рявкнула она. — Вы ведь инженер, я правильно помню? Вот и займитесь делом!

— А вы не думали, — сказал Митя и вдруг не узнал свой голос. — Вы не думали, — повторил он, задыхаясь от жары и ярости, — что это бесполезно? Вот это вот всё! Бесполезно! Мы почти сутки здесь сидим, ну хватит уже прикидываться. Это не авария, не какая-то неполадка техническая. Там наверху случилось что-то, вы же понимаете, да? Может, там война и бомба упала. Или метеорит. Или, я не знаю, потоп. И не спасают нас потому, что некому спасать. Может, мы вообще последние, кто остался, и снаружи просто нет уже никого!

Он услышал эхо собственных слов и понял, что кричал. Безобразно, визгливо, и даже, кажется, размахивал руками. Лица вокруг сделались одинаковые, бледные и напряженные, как будто все ждали, что им наконец назовут причину, откроют правду. И только железная баба смотрела на него сверху вниз, как на чужого ребенка, который устроил истерику в магазине игрушек.

— Всё? — спросила она холодно.

Митя кивнул и больше голову поднять не смог. Горло саднило, и жутко хотелось провалиться под землю. Хотя он уже был под землей и проваливаться дальше было некуда.

— Значит, так, — громко сказала женщина-Мерседес и оглядела свою растерянную дружину. — Раздача продуктов начнется здесь ровно через час. Я прошу регулировщиков вернуться на свои участки и передать информацию всем. Задача понятна?

Дружина молчала. От прежнего задора не осталось и следа.

— Сбор на этом месте. Через час! — сказала женщина-Мерседес, повернулась спиной и первая пошла прочь, высокая, с сердитой широкой спиной, унося в кармане пиджака ключи от рефрижератора. Помедлив немного, следом потянулись и остальные — по одному и маленькими группами, не глядя друг на друга. Пространство вокруг грузовика стремительно пустело.

— Аська, — позвал Митя и огляделся. — Пошли. Давай, пойдем...

Но Аси рядом не было. Он даже не мог вспомнить, когда отпустил ее руку.

— Ну ты идиот, — сказала Саша. — Господи, Митя, ну какой же ты идиот. У нее же мама там наверху. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 14:33

Молодой лейтенант в развязанных ботинках, на которых не получалось больше затянуть шнурки, споткнулся, поднял глаза и увидел собаку. Большого рыжего сеттера, запертого в пустом Ситроене. Вид у сеттера был отчаянный — язык вывален, длинная морда в пене. Он топтался по заднему сиденью и царапал окошко; стекло изнутри было мутное.

— Да сядь ты, дурень, — сказал старлей. — Придут они сейчас.

Сеттер обернулся на голос и прыгнул, ударился носом и прыгнул еще раз. Ну кто так делает, подумал старлей, хоть бы щелку оставили.

— Сидеть! — сказал он и хлопнул ладонью по крыше Ситроена. — Сиди, говорю, дебила кусок!

Пёс поджал хвост и залаял. Уши у него были совсем мокрые. Окно вам разбить, говноедам, и бегайте ищите его потом по всему тоннелю.

Но бегать было нельзя. Ничего теперь стало нельзя — ни бегать, ни даже быстро ходить. Последнюю четверть часа лейтенант даже дышать старался неглубоко,