Когда моя дочка родилась и мне дали ее подержать, я произнесла слова, которые меня страшно испугали: «ягодка моя».

Ягодкой меня в детстве и позже, в моменты приливов нежности, называла Люсиль. До рождения ребенка я гадала, мальчик будет или девочка. Однако я ни на секунду не задумывалась о том, какое ласковое прозвище дать моему первенцу: котик, зайчик, душа моя, цыпленочек, сокровище мое, мой ангел, моя лапочка, моя звездочка.

У меня родилась дочь, и я тут же выпалила: «ягодка моя».

С четырнадцати лет я поставила перед собой цель: ни за что не стать такой, как мама, ни за что не стать похожей на нее!

Я ни в чем не хотела походить на Люсиль – ни внешне, ни психологически, и страшно оскорблялась, если кто-нибудь случайно сравнивал меня с мамой. Иногда мой отец отмечал какую-нибудь поведенческую деталь, унаследованную мною от матери, но такие мелочи мог разглядеть, слава богу, только он. Внешне я – почти копия отца.

Я стыдилась матери и стыдилась того, что стыжусь. Год за годом я вырабатывала собственную походку, собственную манеру держаться, чтобы истребить биологический рефлекс – копировать маму. Даже теперь, когда Люсиль чувствовала себя лучше, я отдалялась от нее, хотела быть ее противоположностью, ее отрицанием, отрицанием ее тьмы. Я боялась пойти по ее стопам, а потому даже не смотрела в ее сторону.

В течение нескольких месяцев я старалась взять себя в руки, придумывала для дочери разные забавные клички и ласковые прозвища, но в итоге – капитулировала. Я называла дочку «ягодка моя», и – дурной пример заразителен – мой супруг тоже.

Когда моей малышке исполнилось несколько месяцев, я стала доверять ее Люсиль. Не помню, как это произошло впервые, задавалась ли я какими-то специальными вопросами. Люсиль любила брать внучку на руки, возиться с ней, играть роль настоящей бабушки. Люсиль стала приходить к нам домой, чтобы посидеть с внучкой, если мы вечером отлучались, а потом я даже разрешила маме иногда забирать ребенка к себе.

Манон тогда выразила глубокое неодобрение – мол, если она сама когда-нибудь родит, в жизни не доверит малыша Люсиль. Я растерялась. Я знала, как Манон в детстве пострадала от маминых рук, и задумывалась над тем, в правильном ли направлении меня ведет мой инстинкт? Впрочем, спустя несколько лет Манон родила двух дочек, с которыми Люсиль проводила немало времени.Люсиль была особенной бабушкой – я к этому еще вернусь.

Люсиль все больше увлекалась рекламой и очень выкладывалась на работе в агентстве коммуникаций. Она любила рассказывать нам о своих сложностях и успехах, о разборках с начальством, об офисных сплетнях. Люсиль никогда не воспринимала работу как источник личностного развития, но реклама хотя бы ее развлекала.

Через несколько лет Люсиль почувствовала ветер перемен. Пошли слухи о сокращениях и реорганизации. Люсиль стукнуло сорок девять лет, она весьма средненько владела английским и в информатике разбиралась куда хуже, чем ей представлялось в моменты помутнения сознания. Кроме убогого диплома машинистки, Люсиль не могла похвастаться ни повышением квалификации, ни учебной стажировкой, ни профессиональными курсами. Тогда мама проявила инициативу и сделала большой шаг вперед – сдала выпускные школьные экзамены и записалась на конкурсы в несколько высших школ. С письменными вступительными экзаменами Люсиль справилась отлично, затем попросила помощи, чтобы подготовиться к устным турам. Люсиль очень неловко чувствовала себя перед жюри, и это ей сильно мешало. Мы с Манон тренировали маму много часов, стараясь ее как-то расслабить и внушить уверенность. Два первых устных тура Люсиль провалила, однако третий прошла – Высшая государственная школа восемнадцатого округа распахнула перед Люсиль свои двери. Тут мама задумалась о деньгах: ведь ей предстояло учиться, а не работать, и учиться целых три года. В оплачиваемом образовательном отпуске маме отказали, и Люсиль заранее обсудила с начальством возможность увольнения, которое обеспечило бы ей на два года пособие по безработице.

Люсиль хотела сменить профессию, поэтому бросилась в омут с головой и решила: как будет, так будет, поживем – увидим.

В начале следующего года Люсиль вооружилась ручками и тетрадками и перешагнула порог Высшей нормальной государственной школы Торси.Мы от удивления чуть не рехнулись.

Большинство однокурсников Люсиль уже год-два-три проучились в университете, а некоторые – только что закончили школу. Но Люсиль быстро завела друзей, и вокруг нее образовалась забавная разношерстная компания, с которой мы пару раз имели дело.

У Люсиль не водились деньги – разве что на стаканчик-другой иногда. Люсиль старательно, целеустремленно, неотступно, упрямо училась, убежденная в том, что ее женский ум не способен на стройные мысли. Впрочем, результаты ее несколько переубедили. Люсиль получала высшие баллы.

Однажды в субботу, в июле 1997 года, Люсиль села на велосипед и поехала покататься. На какой-то улице пятнадцатого округа она столкнулась нос к носу с Небо. Бывший, ее «большая любовь», крутил педали, его некогда темные волосы поседели, но пронзительный взгляд зеленых глаз остался прежним.

Любовники не виделись больше двадцати лет, но тут же друг друга узнали.

Несколько месяцев Люсиль и Небо пытались осмыслить свою встречу. Люсиль ломала голову над тем, любит ли она до сих пор своего загадочного принца, Небо ломал голову – я не знаю над чем. Люсиль стала тщательнее следить за собой – носить короткие юбки, душиться новыми духами, ярче красить губы, надевать перчатки во время мытья посуды (вновь обретенный любовник счел ее руки «уставшими»). Женственность и сексуальность Люсиль били через край. Вместе любовники стали посещать выставки живописи, кататься на велосипедах, на школьных каникулах на несколько дней удрали в Шамони. Они любили друг друга и разговаривали часами.

Позже Люсиль призналась Манон, что доверяла Небо свои самые сокровенные тайны, практически выворачивала перед ним душу.

Третий год образования Люсиль провела в поисках хоть малейшего заработка. Срок выплат пособия по безработице истек. Надо было как-то выживать. Несмотря на скопленные деньги, Люсиль не могла больше платить за квартиру на улице Предпринимателей и решила переехать. Недалеко от школы Люсиль сняла темную комнатушку, практически без удобств. В конце учебного года мама готовилась защитить курсовую работу и получить диплом. Над курсовой Люсиль корпела днями и часами. Дойдя до пятидесятой страницы («Контракт минимального реабилитационного дохода: педагогика переговоров»), мама попросила нас прочитать, прокомментировать и поправить текст. К защите атмосфера несколько накалилась. Люсиль парализовал страх. Она бесконечно повторяла заученную речь – с Манон или со мной, – при этом у нее дрожали руки и она ни на минуту не отрывалась от бумажки. Люсиль читала то, что собиралась сказать, заранее уверенная в поражении. В день защиты Люсиль запаниковала, замкнулась в себе и все провалила. Защиту диплома перенесли на следующий год. Мы боялись худшего. Тем временем Люсиль нашла общественно полезную работу в организации, которая помогала социопатам справляться с тяготами жизни. Люсиль исполняла ряд административных обязанностей, не более того.