Мерседес упаковалась за рекордно короткое время. Боялась остановиться даже на секунду, задуматься над тем, что делает. В конце концов, комната опустела, записка написана. Экипаж ждал ее у парадной двери. Несмотря на ранний час, ей не составило труда найти его. Лакей, пришедший забрать ее багаж, не задавал вопросов. Очевидно, если мисс Локхарт захочет уехать, это всех устроит. И последнее. Мерседес сняла амулет в виде звезды и положила поверх записки на поднос, стоявший у входной двери. Гриир поймет, что так лучше. И она тоже, в конце концов. Она поднялась в экипаж.

– Куда прикажете, мисс Локхарт? – спросил кучер.

У нее сжалось горло, когда, протянув ему потертую визитную карточку, она сказала:

– К отцу.

Зажав в руке записку, Эндрю Бэррингтон наблюдал из окна гостиной, как на рассвете от парадной двери отъезжает экипаж. Тварь убралась восвояси. Благополучное избавление. Теперь Гриир и его двадцать тысяч в безопасности. Он ни минуты не сомневался в том, что брат быстро забудет эту наглую потаскушку. В нескольких милях отсюда живет хорошенькая дворянская дочка, которая быстро заставит его забыть о ней. И очень скоро его развлечения с пламенной Мерседес Локхарт станут не более чем последней прихотью холостяка. Эндрю пробежал глазами записку. Потаскушка заявляла, что любит Гриира. Очень плохо. Если она пока не говорила ему об этом, еще не поздно. Он смял записку и бросил ее в камин.

– Молли, – Эндрю позвал горничную, – разожгите здесь огонь. Воздух немного холодноват.

Гриир в волнении сбежал по лестнице, чувствуя, как по спине ползет неприятный холодок. Блеснувший серебром предмет, лежавший на подносе у входной двери, только усилил ощущение, что случилось что-то плохое. Он уже заходил в комнату Мерседес, желая поговорить с ней начистоту, но обнаружил там порядок, какой бывает только после отъезда обитателя. «Не может быть, чтобы она уехала», – говорил он себе. Стрелки часов показывали девять утра. До полудня никто никуда не ездил. От его уверенности не осталось и следа, когда он подошел к подносу и увидел, что оправдались худшие подозрения. Гриир сжал в руке амулет. Внутри все напряглась. Она уехала. Он тщательно осмотрел поднос в поисках записки. Мерседес не могла уехать, не сказав ни слова. Вопросы один за другим стучали в мозгу. Неужели этим закончилось для нее «время подумать»? Или ей прямо отказали от дома? А может быть, еще что-то? Может быть, кто-то сказал нечто такое, что ее вспугнуло? Мерседес болезненно воспринимала все, что касалось различий в их социальном положении, а после того, как он сделал предложение, любые колкости на эту тему могли восприниматься особенно остро. Единственное, что Гриир осознавал совершенно ясно, – боль. Физическую боль от того, что она уехала. Уехала от него.Гриир хотел получить ответы. Его внимание привлекли приглушенные голоса из кабинета. Эндрю с отцом поднялись раньше обычного. Возможно, что-то знали или – в голове шевельнулась зловещая мысль – сделали что-то, заставившее Мерседес уехать. Ему стало легче. Теперь его боль превратилась в злость, которую он мог хоть как-то использовать. На этой волне Гриир влетел в кабинет.

– Где она? – выпалил он, взмахнув свисавшим из руки амулетом, как доказательством их вины.

– А-а… – Эндрю печально улыбнулся, глядя на него. – Мисс Локхарт покинула нас. Меня известили об этом. Ранним утром она велела подать экипаж.

Ярость Гриира только усилилась.

– И ты позволил ей уехать, ни о чем не спросив? Женщина вызывает экипаж ни свет ни заря, а ты, случайно оказавшись на ногах – что само по себе достаточно странно, – позволяешь ей уехать?

– Она не моя женщина, – насмешливо фыркнул Эндрю. – Она уехала от тебя, а не от меня.

– Ты знал о моих чувствах. Знал, чего я хочу.

Верно, Эндрю все знал и не одобрял этого. Он встал раньше, чем обычно. Никогда в жизни Гриир не испытывал такого сильного желания ударить брата, как в этот миг.

Он не стал сдерживаться. Схватив Эндрю за грудки, припер к стене:

– Что ты ей сделал? Что ты сказал?

– А почему я? – Эндрю попытался вырваться, но Гриир оказался сильней. – А ты не думаешь, что она достаточно наигралась и решила, что пора кончать с этим, и ты ей больше не нужен? Вчера я застал ее, когда она рылась в нашей кладовой. Она поняла, что ты гол как сокол, и не имеет желания становиться бедной леди Бэррингтон. – Лицо Эндрю побагровело.

– Мне не нужно твое вранье, – прорычал Гриир. – Еще раз спрашиваю, что ты сделал?

– Довольно, мальчики! – Отец встал из-за письменного стола, Гриир отпустил Эндрю. – Мисс Локхарт уехала, и слава богу, раз от нее столько проблем в доме. Это в очередной раз доказывает, что ее присутствие совершенно неприемлемо.

Эндрю уселся в кресло, разглаживая помятый сюртук.

– Поверь мне, так будет лучше. – Он сделал примирительный жест.

Гриир смотрел то на отца, то на брата, не веря своим глазам. Они рассчитывали избавиться от Мерседес и спокойно жить дальше.

– Лучше для вас, – ответил он.

Неужели и для них он всего лишь пешка? Неужели ему понадобилось так много времени, чтобы увидеть правду? Они ничем не лучше Аллена Локхарта со всеми своими расчетами и интригами. Уж лучше он будет один.

Гриир вышел из кабинета. Теперь он знал, что делать. Он поднялся до половины лестницы, когда услышал обращенный к нему голос отца.

– Если ты поедешь за ней, не увидишь ни пенни из тех денег, сын.

Гриир повернулся к нему:

– И вы туда же. Что касается меня, мне важнее она. – Он говорил правду. От первого до последнего слова. И то, что высказал это вслух, стало самой светлой минутой этого зловещего утра. Гриир точно знал, где искать Мерседес. Он поедет в Брайтон, чтобы добиться ее и начать новую жизнь.

«Не отвлекаться!» – приказала себе Мерседес, наклонившись над бильярдным столом, чтобы прицелиться перед ударом. Гриира здесь нет. Нужно перестать видеть его в каждом светловолосом мужчине, проходящем мимо. Она сосредоточилась и сделала удар. Зрители, окружавшие стол, захлопали. Турнир начинался завтра, Брайтон кишел туристами и деловыми людьми. Игроки и зрители заполняли клубы, прежде всего клуб Локхарта. Всем хотелось увидеть игру потенциальных претендентов на победу. Зрители интересовались ставками и пытались определить шансы игроков, а игроки оценивали друг друга. Мерседес играла везде, где могла. У отца не хватило духу препятствовать ей. Локхарт решил, что это наиболее приемлемый способ смириться с неизбежным. С тех пор как она уехала из Девоншира, бильярд стал для нее единственным способом отвлечься от мыслей о Гриире, от тоски при воспоминании о нем и о том, что он хотел дать ей. Хотел! Он выбрал ее, а она не позволила ему осуществить выбор. Она сама виновата во всем. Она забрала выигрыш и подготовила шары для очередной партии. Вокруг полно мужчин, выстраивавшихся в очередь, чтобы сыграть с дочерью Локхарта, хотя бы для разнообразия или по другой причине. Ее не волновали их мотивы. Хотелось лишь на некоторое время забыть о Гриире Бэррингтоне. Если бы в марте кто-нибудь сказал ей, что к началу турнира она будет чувствовать себя такой несчастной, Мерседес бы посмеялась и могла поспорить, что это невозможно. Она так добивалась, чтобы сделать участие в турнире возможным. Теперь такая возможность у нее была, но этого оказалось мало.