Таким образом, представление Столыпина за всемогущего спасителя, без которого все рухнуло, полностью несостоятельно, и на Столыпина нельзя навесить все достижения России. Критики могут себе позволить замечания: Россия отставала от США по числу научных работников в 3 раза, а по числу химиков в 12 раз. Однако лукавое и антинаучное утверждение: «применительно к истории нет источника более коварного, чем статистика» [10] надо опровергнуть самым решительным образом. Ничто не расскажет лучше, что представляет из себя государство. А вопреки тому, что пишет без единой цифры Булдаков, Россия не уступала Америке 1 место по производству с/х культур, рост урожайности превышал темпы народонаселения, душевое потребление мяса росло и т. д. и т. д. Статистика не оставляет шансов критикам Российской Империи. Поэтому-то для борьбы с Монархией использовали клевету. В информационной войне убийство евреем Богровым статс-секретаря Столыпина использовалось для представления убийства заказным со стороны монархической власти. Эту нелепость те же самые люди соединяли с признанием того, что перед 1 сентября 1911 г. Столыпин стал политическим трупом. Очевидно, что заказное убийство по политическим мотивам бессмысленно.

К декабрю 1912 г. в Джаркенте Краснов закончил повесть «Фарфоровый кролик». Ее можно назвать снимком Санкт-Петербургского общества. Краснов поднимает самые остросоциальные темы, осмысляя весь лично-столичный жизненный опыт с монархических позиций. Первопричину современной расшатанности умов он видит в недостаточном воспитании. В повести 4-летний Женя Репин не получает представлений о России, Царе и Вере. Из него родители не формируют сильного честного волевого человека, подавляют его душевные порывы и достоинство своим безразличием и самоозабоченностью под маской опеки. Воспитательница француженка называет всех русских варварами и прославляет Францию: «Париж — столица мира. Из Франции вышли все герои». Иностранные гувернантки, обучая с детства чужим языкам, нанесли невероятный вред национальному самосознанию. Они же заражали неверием.

Ребенок испытывает чувство любви не к Богу, Царю и России, а к фарфоровому кролику, общается наедине с ним, а не с Богом.

В кадетском корпусе с Женей учатся двенадцатибальники, то есть, отличники, «Белов и Тальгрен» (Краснов и Грендаль). Из корпуса в пехотное училище «по убеждению пошел» только «первый ученик» Белов. Репин идет туда не идейно, лишь бы куда-то пристроиться. Это многими разделяемое безразличие укрепляется в чтении популярных и авторитетных писателей. «Крейцерова соната» Льва Толстого разрушила в Жене любовь к матери, сделала все скучным и тусклым. «Иногда, под влиянием Шопенгауэра и Толстого, он думает, что ничего нет. Нет веры, нет Бога. Нет государства». Только любовь дает Жене волю, побуждает учиться, действовать. Ему помогает фельдфебель Белов. Другой циник и атеист, Ворофикин, который «упивался Марксом», а вместо «Анны Карениной» читал туже «Крейцерову сонату», перейдя от военного обучения в университет, находит у студентов отсутствие интереса к науке. Там «мне стало жутко», — объясняет он свое возвращение в Армию, на этот раз сознательное. Когда начались забастовки и сходки, солдаты и офицеры вступили в защиту общественного порядка. «Все перевернулось во мне. Я понял, что я должен быть с ними, с этими воспитанными, честными сынами народа — с солдатами. Я ушел из университета совсем другим человеком». Краснов довольно точно передает последствия отрезвления смутой, тогда многие сделали дрейф от революции к монархизму.

Однако для Жени Белова испытание любовью оказывается непосильным. Любовь не взаимна, а значит, неисправимо несчастна. Поддержка со стороны могла бы его спасти, но окончательный разрыв бросает его в отчаяние одиночества и приводит к трагедии. «Ушел бедный Женя Репин, не вынеся контраста своей жизни с той, которую полюбил. Женя Репин, бледный и тихий безвольный мальчик, болезненно самолюбивый. Неужели и он подобен ему?» — спрашивает себя герой повести «Волшебная песня». Изданная вместе с «Фарфоровым кроликом», она служит его смысловым, но не сюжетным продолжением (Кисловодск, сентябрь 1913).

«Волшебная песня» построена на контрасте с «Фарфоровым кроликом». Вместо Петербурга — далекая среднеазиатская окраина. Но и здесь возникают те же главные чувственные и умственные проблемы выбора вектора действия. Краснов смыкается с революционным отрицанием смысла жизни в 20-м числе получения жалования, но отвергает революцию, утверждая смысл не в разрушении, а в творчестве и подвиге. Бездействие означает разложение. «Передовое сословие России, цвет русского народа, погибло за карточным столом» (о дворянстве). Карты сушат мозги, отнимают время, портят дружбу. Но даже преодолевая опасности праздности, карт, алкоголя или соблазна сдаться перед трудностями службы, можно потерять голову из-за волшебной песни любви. Вспыхивает любовь казачьего офицера к замужней аристократке. Ее тянет в Петербург, она не может оставаться на месте его службы, и взаимность, даруемая ему, не полна. Она не собирается разводиться, хотя говорит, что любит, отдается ему и зовет уехать с нею. «Волшебная песня звучит близко, близко, счастье сулит оно, но счастье непрочное, счастье обманчивое. Заставь ее замолчать, победи искушение». Слепая, обреченная любовь требовала единства вопреки всем личностным отличиям и психологической несовместимости. «Победа воли и победа долга пели в нем торжественный гимн, и гимн этот звучал властно, могуче, торжественно громко и заглушал больные, стонущие звуки волшебной песни».

Хватающие за сердце, прекрасно написанные повести П. Н. Краснова демонстрируют альтернативы решения судьбоносных личных и общественных вопросов. Сделанный им социальный портрет Империи, всего либерально-атеистического подкопа под основы христианского порядка, и спасительных охранительных тенденций монархистов, позволяет понять смысл происходящих в России событий перед Великой войной и происхождение самоубийственного крушения Безумной революции.

Джаркент и стоянка на границе с Китаем попадут в романы Краснова «Амазонка пустыни», «Опавшие листья», «Выпашь». После достижений в должности командира 1-го Сибирского полка, Петру Николаевичу предложили сначала должность помощника начальника ОКШ (в связи с уходом Багратиона), потом — 10-й Донской полк. Краснов в ноябре 1913 г. с сожалением покидал Джаркент. 10-й Донской генерала Луковкина полк располагался в г. Замостье Холмской губернии, на границе с Австрией. На новом месте пришлось налаживать отношения с офицерами по одной схеме с предыдущим полком: особыми знаками внимания и знаками отличия (в 10-м полку привыкли к прежнему командиру, к тому же их не устраивал гвардеец). Через Алексея Карпова, знакомого атаманца, Краснов достал копии наградных дел полка из Лефортовского архива, и издал книжку «Памяти подвигов Донского казачьего Мельникова 5-го полка. Его потомки 10-й Донской казачий генерала Луковкина полк 1812-1814-1914». Иллюстрировал памятку художник Н. С. Самокиш (он же иллюстрировал «Атаманскую памятку» и «По Азии»), автор цветного шаржа: фронтовой корреспондент Краснов, летящий на ядре с пером против японцев. Шарж этот висел в кабинете у Краснова, который называл Самокиша своим другом [85].

В 1913 г. у Краснова вышла книга «Мир тайн. Повести из таинственной жизни и мистических явлений». В основу ее легла повесть «В Манчжурской глуши» (печатающаяся уже в третий раз). Мистические явления она косвенно затрагивает. Из остальных произведений только последние два рождественских рассказа относятся к мистике: «Окровавленные руки» о вечере у генерала Бетрищева с явлением призрака этих кровавых рук по рассказу кубанского офицера и «Рождество под Араратом» с галлюцинацией вкуса. «Среди всех ужасов современных открытий, в этой бездне микробов, в которой мы положительно купаемся, есть что-то вечное, что спасет нас и сохранит. И символом вечности этого была елка» [98, с. 238].