Отвечая на этот вопрос, важно подчеркнуть, что эта концепция была долгое время живой политической теорией, на которую ориентировались и которой вдохновлялись не только дворянство и бюргерство, отстаивая свои права через сословное представительство или посредством вооруженных выступлений против наступающей на эти права королевской власти. Она также, по крайней мере до XV в., давала образец политического управления, которым руководствовались и короли. Духом справедливости как охранения права и принципом совета и согласия проникнуто развитие всех институтов королевской власти в XIII–XIV вв., а также сословного представительства. Американский исследователь Дж. Р. Стрейер, рассматривая политику Филиппа Красивого в статье с характерным названием «Филипп Красивый — “конституционный” король», отмечает, что этот король в конечном итоге «стремился действовать в соответствии с буквой закона и соблюдать обычаи королевства; когда же он переступал обычаи, то всегда согласовывал свои действия, дабы их оправдать, с теми, кого они затрагивали». Именно с этой целью он созывал, например, штаты, ибо их согласие «удовлетворяло стремление короля оставаться в рамках законности». При всех несомненных натяжках, сделанных ради того, чтобы представить Филиппа IV «конституционным» монархом, точка зрения этого историка не лишена резонности; король действительно в своих действиях ориентировался, и не мог иначе, на существующие «обычаи», т. е. систему правовых отношений, составляющих неотъемлемую часть традиционной политической концепции. При этом нужно иметь в виду, что это был один из наиболее «своевольных» королей, который все же ощутимо наступал на права подданных, особенно в финансовых вопросах, что вызвало после его смерти сильную ответную реакцию дворянства и городов.

Что же касается непосредственных предшественников и преемников этого короля, то они еще в большей степени руководствовались правовыми обычаями. Это, в частности, проявлялось и в налоговой политике. По справедливому наблюдению американской исследовательницы Э.А.Р. Враун, в XIII–XIV вв. короли и другие французские сеньоры нередко упраздняли те или иные денежные поборы, стремясь отдать долг справедливости и не отягощать душу. Чаще всего они это делали в предвидении смерти, чтобы спасти свою душу. Сравнивая в этом отношении Францию с Англией, она приходит к выводу, что французская традиция самоограничения и добровольной приверженности королей к справедливости способствовала популярности монархии в народе. Поэтому народ зачастую готов был терпеть беззакония финансовых чиновников, веря, что король восстановит справедливость, и в отличие от Англии во Франции не было столь сильного стремления четко поставить под контроль действия короля.

К выводам Э. Браун можно добавить, что по той же причине этический политический идеал был очень жизнестойким и веру в него хранили в самых разных слоях общества, начиная от духовенства и кончая третьим сословием, особенно горожанами. По существу он должен быть близок всякому, кто был в «своем праве», т. е. имел собственность и занимал определенное социальное положение.

Однако равновесие между правом короля и правами подданных было относительным и неустойчивым. Право короля все заметнее перевешивало права подданных, благодаря хотя и непоследовательному, но наступлению монархии на феодальное право. Политические институты главным образом защищали право короля, а вместе с тем и расширяли его. «Конституционная» монархия явно не удавалась. Критикуя вышеупомянутые взгляды Дж. Р. Стрейера, считавшего Филиппа Красивого «конституционным» королем, его оппонент Б. Лайон в статье «Что делало средневекового короля конституционным?» справедливо заметил, что для «конституционности» правления недостаточно теории и исповедуемой веры в традиции и законы, но необходимо постоянное институциализированное политическое давление на короля, которое в Англии осуществлял парламент. Во Франции же сословное представительство не сумело оформиться в такой политический институт.

Но при этом Б. Лайон не отдал должного эволюции и теории, которая во Франции все более играла на руку монархии. Ослабление нравственной основы традиционной социально-политической концепции неизбежно в идеологическом плане влекло за собой усиление власти короля. Но еще более позиции монархии укреплялись новыми политико-правовыми нормами, которые получили распространение с XIII в.

В представлении А. Шартье король, будучи «человеком моральным», должен быть также и человеком «политическим». В этом своем обличье он является «главой государства (caput rei publicae) и оплотом всеобщего закона», и эти его функции в ту эпоху осмыслялись преимущественно на основании античных политических и правовых идей. Начало их распространения во Франции относится к XIII в., и период XIV–XV вв. становится решающим в формировании новой политической мысли, а точнее говоря — политической мысли в собственном смысле слова.

Именно в эти столетия благодаря переводам сочинений Аристотеля, сделанным Н. Оремом, во французском языке утверждается понятие политики в разных его вариантах — «politie, politique». В то же время в обиход входит и понятие государства, как «дела общественного», заимствованное из римской политической культуры. Это обогащение социально-политической лексики было признаком глубокого переосмысления государственного устройства. Наряду с этико-правовой мыслью нарождалась мысль политико-правовая, ориентировавшаяся на нормы римского публичного права и черпавшая силы не столько в божественном законе, сколько в законе природы.

Развитие новой политической теории определяло для Франции той эпохи наиболее глубокие и выразительные преобразования в области интеллектуальной культуры. Результатом была «доктрина королевской власти, созданная силой теоретизирования и сознательной волей к самому широкому распространению монархической веры, и она будет все яснее уточняться в своих чертах, которые она сохранит до конца Старого порядка».

При той важности, какую новые политические идеи монархического характера имели для дальнейшего политического и духовного развития французского общества, они, естественно, всегда чрезвычайно привлекали исследователей той эпохи. Научная литература по данной проблеме особенно богата и разнообразна, тем более, что это проблема не только французской истории, но и вообще западноевропейской. И хотя на французской почве политическая мысль обрела немало специфических черт, она все же развивалась в русле теоретизирования, свойственного всему западному миру, а поэтому большой вклад в разработку проблемы сделан многочисленными общими исследованиями по истории европейской мысли.

Обращаться к проблеме, с разных сторон освещенной во многих прекрасных исследованиях, дело, несомненно, рискованное, особенно если учесть, что предстоит дать довольно беглое описание политической теории, по праву заслужившей внимание, которое ей оказывает с давних пор историография. Однако обойти ее невозможно, и поэтому мы попытаемся вскрыть внутреннюю логику этой теории, остановившись на ее главных положениях, которые получили распространение в общественной мысли XIV–XV вв. Немалый интерес при этом представляет соотношение этой теории с традиционной этико-политической мыслью в структуре общественного сознания. Этот вопрос в научной литературе рассмотрен недостаточно, но ввиду целей данной работы, претендующей на характеристику именно структуры сознания, он является весьма важным.