Очнувшись, Кэйко ощутила холодное прикосновение камня к спине и еще чего-то мокрого и холодного лицу, опущенным векам, губам и щекам. Она осторожно приоткрыла глаза и увидела над собой испещренную белыми точками черноту. То было небо, и с него, медленно кружась, падал снег; он напоминал серебристые блестки, а иногда, когда налетали порывы ветра, – рой ночных белокрылых бабочек, и Кэйко долго смотрела на порхающие в воздухе снежные хлопья.

Вокруг, на сколько хватало глаз, простирался разрушенный мир: искалеченные, вырванные с корнем деревья, расколотые дикими ударами гранитные скалы…

Внезапно из мрака выплыла какая-то фигура. Кэй-ко приподняла голову. Мужчина… Он что то держал в руках, кажется ветки. Кэйко услышала голос:

– Сейчас я разведу огонь, госпожа, и тогда вы сможете согреться.

Кэйко его узнала. Тот самый юноша-самурай с постоялого двора!

– Я уверен, больше толчков не будет, – сказал он, опуская свою ношу на землю.

– Вы спасли мне жизнь, – произнесла Кэйко.

– Просто я увидел, как вы упали, и поднял вас. А потом отнес в безопасное место.

– Как вас зовут? – спросила Кэйко, наблюдая за тем, как он разводит огонь.

Молодой человек выпрямился и посмотрел ей в глаза:

– По определенным причинам, госпожа, я не могу назвать свое имя. И потому не стану спрашивать ваше.

– По всему видно, вы человек воспитанный и благородный. Наверное, не просто бродите по свету, а имеете какую-то цель.

– У каждого человека есть цель. – Он помолчал. – Если вы говорите о цели моего путешествия, то я иду в Сэтцу.

Кэйко вздрогнула. Но ничего не сказала. Между тем костер разгорался все сильнее, и становилось тепло. Снопы серебряных искр взлетали в бездонное небо, исчезая, подобно падающим звездам. Пламя потрескивало, гудело, его яркие языки лизали мрак, и Кэйко чудилось, будто она никогда не созерцала более волшебного зрелища, чем эта воспламенившаяся тьма.

– Что вам нужно в Сэтцу, господин?

– Мне необходимо встретиться с одним человеком.

– Вы хотите его убить? – осведомилась Кэйко.

Юноша посмотрел на нее с удивлением. Его одежда светилась, в волосах словно запутались змеящиеся молнии; отблески пламени проникали в глубину глаз и переливались там, как переливается свет в сердцевине драгоценных камней.

– Вы так решили, потому что я – ронин? Нет, сейчас я не хочу никого убивать.

И замолчал. Но через некоторое время нерешительно спросил:

– А вы куда идете, госпожа?

– Тоже в Сэтцу. И я тоже ищу одного человека.

– Вы путешествуете без сопровождения. Сейчас на дорогах можно встретить много людей, которые не постыдятся обидеть одинокую женщину.

Кэйко пожала плечами:

– Так уж случилось, что меня некому защитить.

Они опять помолчали.

– Попытаемся заснуть? – предложил юноша. – Тепла хватит до утра. Мне не хочется возвращаться в город: там все разрушено…

– Хорошо. Только вот что: я гожусь вам в матери, господин, так что без глупостей, – твердо произнесла Кэйко.

Молодой человек серьезно кивнул.

Они легли, спина к спине, завернувшись в теплые кимоно. Кэйко не думала, что сможет заснуть, но заснула почти мгновенно – словно провалилась в какую-то черную яму.

И таким же внезапным было пробуждение. Она села, озираясь.

Впереди синей шелковой лентой протянулся горизонт, он дугой обрисовывал землю, а под ним угольно чернели горы. Силуэты деревьев на фоне розового неба казались нарисованными тонкой кистью, а воздух был чист, прозрачен и спокоен. Кое-где на земле лежали пласты снега; Кэйко набрала горсть и растопила в руках. Умывшись, она оглянулась: из-за нежно алеющего края небес вставало огромное красное солнце.

Где теперь ее сын? Увидит ли она его снова? Вряд ли! Прошло столько лет… А между тем каждый год оплачен ее слезами, сердечной болью, до которой никому не было дела. Никому. Но Акира должен был помнить об этом, и ей казалось, он способен понять… Кэйко стиснула зубы. И вдруг услышала голос:

– Госпожа! Вы проснулись? Что, если нам пойти в Сэтцу вместе? В случае опасности я сумею вас защитить.

Кэйко оглянулась. На глаза навернулись слезы. Она кивнула. И протянула юноше руку – в знак согласия, доверия и надежды.

Они отправились вместе. Иногда разговаривали. Чаще молчали. Однажды молодой человек спросил свою попутчицу:

– Почему вы хотите найти того человека? Это так важно для вас? Так важно, что вы не побоялись пуститься в путь одна, да еще зимой?

И Кэйко коротко ответила:

– Я хочу его убить.

– За что? Он вас обидел?

– Он не сдержал свое слово, – сказала Кэйко и, помедлив, добавила: – Что я стану делать, потеряв всякую цель?

– Люди часто прикрываются этим, хотя в действительности прекрасно знают, что следует делать, – мрачно произнес он.

Кэйко усмехнулась:

– Я не самурайка.

– Хорошее оправдание. А тот человек – самурай?

– Да.

– И он дал вам слово?

Кэйко кивнула.

– Значит, он обязан его сдержать.

И они молча продолжали путь. Потом Кэйко сказала:

– Вас хорошо воспитали, господин, если научили защищать женщин.

– Меня учили защищать слабых. Я вырос в мужском окружении.

– Но все-таки вас родила женщина, а не мужчина!

– Да. Только я не знаю, где она, я ее никогда не видел.

– Ваша мать умерла? – осмелилась спросить Кэйко.

– Не знаю.

– А отец жив?

– По-видимому, да. – И, помолчав, прибавил: – У женщин есть путь?

И Кэйко помрачнела:

– Он есть у каждого человека, даже у того, кто никогда не задумывался об этом. О моем пути лучше не говорить.

Акира сидел в пустой комнате и, не отрываясь, смотрел на трепещущее желто-алое пламя.

Тихо вошла Масако и остановилась в нерешительности. Акира повернул голову и взглянул на нее. Озабоченное выражение лица, заплаканные глаза.

– Господин…

– Что тебе нужно, Масако?

Она оглянулась, и тут Акира заметил дочь, которая незаметно проскользнула следом за матерью и встала за ее спиной. Нежные щеки девушки пылали, а в глазах был испуг, сострадание и беспомощность.

– Вам угрожает опасность, – сказала Масако.