Улыбаюсь как дура и быстро отворачиваюсь, пряча от Димки нашу радость.

— Ты чего такая хитрая? — интересуется парень, останавливаясь на светофоре.

— Ничего, так просто, настроение хорошее, — а сама щеки с внутренней стороны закусываю, чтобы не сообщить ему новость прямо сейчас. Димка опускает мне руку на колено и сжимает. Смеюсь. Мне всегда дико щекотно, когда он так делает.

— Ну, Дима! — кричу, отталкивая его руку.

— Давай колись, чего такая довольная?

— Скажу, но вечером, — загадочно веду бровями.

— Ммм, интрига, — усмехается Димка, хватает меня за куртку, тянет на себя и целует сначала в губы, потом в нос. Отпускает меня, трогается с места...

Я не успела понять, что произошло. Помню только резкий удар со стороны Димки. Меня оглушает и ослепляет резкая боль. Машину переворачивает, толчок, еще один. Больно так, что я даже не могу кричать, горло сдавливает, словно меня парализовало. Поворачиваю голову в сторону Димки... Из его рта, носа и ушей текут тоненькие струйки крови, глаза открытые, и он смотрит на меня своими зелеными, но уже жуткими стеклянными глазами... Все. Дальше темнота и бездна, в которую я лечу на полной скорости...

Резко прихожу в себя, садясь на кровати. Дышать трудно. Не могу вдохнуть, кажется, что горло сдавливает невидимая удавка.

Соскакиваю в панике с кровати, ощущая, как начинают плыть серые стены камеры. Хватаюсь за шею, оттягиваю ворот толстовки, пытаясь вдохнуть. Хватаю недостающий воздух, наконец-то начиная шумно со свистом дышать, а перед глазами пустые зеленые глаза и струйки крови.

Мамочка...

Зажмуриваюсь. Облокачиваюсь на стену, пытаясь восстановить дыхание. Давно мне не снился этот сон. Очень давно. По факту это и не сон вовсе, а последние минуты жизни моего любимого мужчины, нашего ребенка, да и моей тоже. Память надо мной издевается, в особо тяжёлые моменты всегда подкидывает мне эту сцену. Ярко, красочно, четко показывая каждую деталь.

Сползаю по стене на бетонный пол и обнимаю себя руками. Многие из нас полагают, что не страдают клаустрофобией, пока не окажутся в тесном, замкнутом помещении, в полной тишине, без права на выход. Мне кажется, что серые обшарпанные стены сжимаются, и пространства становится все меньше и меньше. Дышу, борясь с желанием начать колотить дверь с мольбами выпустить меня на свежий воздух.

В кармане вибрирует телефон. Быстро его вынимаю, руки трясутся, телефон выпадает, благо я сижу на полу, и удар несильный. Открываю сообщение, читаю, кусая губы до боли, чтобы сдержать вой.

«Через пятнадцать минут тебя приведут на встречу с адвокатом. В комнате камеры пишут звук. Ты можешь общаться со мной как с семейным юристом. Но ни в коем случае нельзя показывать, что между нами есть что-то наше. Очень личное. Делай все, что говорю, соглашайся и подыгрывай мне. И все будет хорошо. Я тебя скоро вытащу, моя плохая девочка».

«Хорошо. Я очень хочу домой. Мне холодно без тебя», — пишу ответ и прячу телефон в кармане. Оказывается, мне дико нравится, когда он называет меня «моя плохая девочка». А еще меня никто и никогда так не целовал, как этот мужчина. Доронин Бог во всем. Все, что он ни делает, становится эксклюзивным.

Через пятнадцать минут за мной, и правда, пришли. Никогда не думала, что окажусь в таком месте и буду ходить под конвоем с руками за спиной.

Меня заводят в небольшую комнату со столом и двумя стульями, прикрученными к полу, оставляя наедине с Захаром. Он, как всегда, идеален в безупречном тёмно-синем костюме и свежей рубашке. От него пахнет мятной свежестью и морозом за окном. Мой персональный Бог прекрасен. Заглядываю в его стальные глаза и понимаю, что только они выдают его усталость. Морщинок в уголках прибавилось. Хочется кинуться в его объятья, вдохнуть этой холодной свежести и согреться. Но я лишь жадно его осматриваю и кусаю губы, чтобы не сказать ничего личного.

— Добрый день, Элина, присаживайся, — спокойно говорит он, указывая мне на стул.

Киваю, сажусь за стол, кутаясь в кофту. Захар выкладывает на стол какие-то бумаги, ручку и планшет. Ничем себя не выдает, словно и не было ничего между нами. Будто он, и правда, посторонний мне человек, только нанятый адвокат. Я так не могу, хотя очень стараюсь, поэтому смотрю на стол и на его руки, раскладывающие бумаги. Боже, как я люблю эти руки. Такие умелые. Но они скупые на ласку. А я хочу большего прямо сейчас. Глаза нещадно жжет от подступающих слез. Я почти год не плакала, а рядом с этим мужчиной меня прорывает. Невозможно не обнажаться перед Мастером. Только он знает, что с этим делать, только ему можно доверить свои эмоции.

— Итак, Элина, — официальным голосом начинает Захар, садясь напротив меня. — Пришли результаты твоих анализов. Ничего не обнаружено. Это значит, что даже если ты и употребляла вчера алкоголь, то в очень малых дозах, и он вывелся. Я уже оспариваю результаты экспертизы.

Не знаю, что сказать, просто киваю. Продолжая рассматривать его пальцы, которыми он крутит черную ручку с позолоченными вставками. Совершенство в мелочах. В этом весь Захар.

— Пострадавший находится в больнице, к нему, к сожалению, меня не пустили. Но он жив. Тебя ввели в заблуждение, что противоречит протоколу проведение допроса. Жалобу я уже подал.

— Хорошо, — отвечаю я. Не выдерживаю, поднимаю голову и встречаюсь с глазами цвета серебра. Завораживают. Зависаем на секунды. Но Захар намеренно разрывает наш контакт, прикрывая веки. Вновь перевожу взгляд на его руки.

— Я написал новые показания по твоим словам. Ознакомься и, если все верно, подпиши с пометкой «с моих слов записано верно».

Беру лист, пробегаюсь глазами, руки трясутся, никак не могу успокоиться. Дышу глубоко, пытаясь собраться и собрать буквы в слова.

— Не волнуйся, не торопись, все хорошо, — спокойно произносит Захар и накрывает мою руку, немного сжимая ее. У него такие теплые ладони, и мне хочется, как нашкодившей кошке, ластиться об них.

Беру ручку и подписываю, опять не читая. Но я доверяю этому мужчине. Уже полностью доверяю. Потому что если не ему, тогда кому?

— Вот еще – о том, что ты дала показания под давлением, и жалоба на следователя Соломатина, — вновь протягивает мне бумажки, которые я подписываю. — Хорошо, Элина. И ещё, пожалуйста, заполни подписку о невыезде, — протягивает мне бланк, в котором нужно заполнить некоторые пункты. Это сложно, все плывет пред глазами, но я фокусирую взгляд, стараясь заполнять все верно. Пока пишу, выводя буквы, чувствую на себе его пронзительный взгляд, который меня трогает, без нажима, очень аккуратно, и по телу прокатываются мурашки. — Я постараюсь сделать так, чтобы тебя отпустили домой уже вечером, либо завтра утром.

Заканчиваю заполнять бумажку и пододвигаю лист Захару. Поднимаю глаза, закусываю губы и не отпускаю его взгляд, потому что понимаю, что он сейчас уйдет. «Ты обещаешь меня забрать отсюда?» — мысленно спрашиваю я. И, кажется, он меня понимает, его уверенный кивок внушает надежду.