— Только чувство вины малодушного человека заставило вас совершить серию гнусных бессердечных преступлений…

— Нет, вы не правы.

— Схватив прелестную мисс Джей, вы использовали излишнюю силу, выворачивая ее нежные молодые руки. Вы наносили ей сильнейшие удары.

— Я ударил ее лишь один раз, чтобы она не выпрыгнула из мчавшегося на большой скорости автомобиля и не нанесла себе действительно серьезную травму.

— Разве вы не наставили смертоносное оружие, а именно армейский автомат, который, как вы знали, был заряжен, на генерала Питера Фунгаберу?

— Я угрожал ему автоматом, в этом вы правы.

— А потом вы выстрелили в нижнюю часть его тела, а именно в живот.

— Я не стрелял в Фунгаберу. Я намеренно промахнулся.

— А я уверяю, что вы намеревались убить генерала, и его спасла только превосходная реакция.

— Если бы я хотел убить его, — тихо сказал Тунгата, — он был бы мертвым.

— Вы понимали, что воруете государственную собственность, когда угоняли «лендровер»? Вы наставляли автомат на мистера Крейга Меллоу? Вы не станете утверждать, что только вмешательство отважной мисс Джей спасло ему жизнь?

Почти час Абель Кхори налетал на невозмутимую фигуру, сидевшую на скамье подсудимых, вырывал из Тунгаты признания, а когда сел с видом бойцового петуха, Крейг понял, что мистер Джозеф Петал дорого заплатил за то небольшое преимущество, которое получил, вызвав своего клиента в качестве свидетеля.

Тем не менее заключительная речь мистера Петала была чудесно построена и призвана вызвать симпатию к Тунгате, объяснить и оправдать его действия, но в то же время не оскорбить патриотические или родовые чувства судьи.

— Я вынесу решение завтра, — объявил судья Домашава. Все встали, и зрители, возбужденно обсуждая процесс, начали выходить в коридор.

— Впервые за весь процесс я испытала жалость, когда Сара стала давать показания, она — такая милая девочка, — сказала Сэлли-Энн за обедом.

— Девочка? Думаю, она на пару лет старше тебя. — Крейг хмыкнул. — Значит, ты просто грудной ребенок.

Она решила не обращать внимания на его шутку и серьезно продолжила:

— Она так верит в него, что на мгновение даже я засомневалась в том, что видела собственными глазами. Потом Абель Кхори вернул меня на землю.

Господин судья Домашава зачитывал решение своим отчетливым, как у старой девы, голосом, который совсем не подходил к серьезности предмета. Сначала он перечислил события, которые не вызывали разногласий ни у обвинения, ни у защиты, потом продолжил:

— Защита была построена на двух опорах. Во-первых, мы выслушали показания мисс Сары Ниони, согласно которым обвиняемый ехал, как нас заверили, на любовное свидание, и встреча с грузовиком была совпадением или подстроена каким-то неведомым образом неизвестными лицами.

Мисс Ниони произвела на суд впечатление наивной и неискушенной молодой девушки, и ее признания были сделаны явно под влиянием обвиняемого. Более того, суд был вынужден рассматривать утверждения обвинения о том, что мисс Ниони находилась под таким влиянием обвиняемого, что могла быть соучастницей в подготовке партии контрабанды…

На основании вышеизложенного суд отвергает показания мисс Ниони как потенциально пристрастные и недостоверные…

Второй опорой защиты было предположение, что жизнь обвиняемого подвергалась опасности или он считал, что она подвергалась опасности со стороны арестовывавших его офицеров, и на этом основании обвиняемый предпринял ряд действий в порядке самозащиты.

Генерал Фунгабера является офицером с безукоризненной репутацией, высокопоставленным государственным служащим. Третья бригада является элитным подразделением регулярной армии, а служащие в ней солдаты — закаленными в боях, но тем не менее дисциплинированными и обученными военнослужащими.

Таким образом, суд категорически отвергает утверждение обвиняемого о том, что сам генерал Фунгабера или находившиеся в его подчинении люди могли представлять пусть даже малейшую опасность для его безопасности, не говоря уже о жизни. Суд также отвергает утверждение обвиняемого о том, что он считал такую опасность вполне вероятной.

Соответственно, я подхожу к первому обвинению, а именно добыче и экспорту продуктов, связанных с охраняемыми животными. Я признаю обвиняемого виновным и приговариваю к максимальному наказанию, предусмотренному законом, — двенадцать лет каторжных работ.

По второму обвинению, а именно захвату и удержанию заложника, я признаю обвиняемого виновным и приговариваю его к десяти годам каторжных работ.

По третьему обвинению, а именно нападению с применением оружия, я признаю обвиняемого виновным и приговариваю его к шести годам каторжных работ…

…нападение с намерением причинения телесного повреждения — шесть лет каторжных работ…

…покушение на убийство — шесть лет каторжных работ…

…я приказываю применять все эти приговоры последовательно, без отсрочки даже части любого из них…

Даже Абель Кхори вздрогнул, услышав последнюю фразу. Общий срок заключения составлял сорок лет. Даже в случае сокращения срока за примерное поведение Тун-гата проведет в лагере более тридцати лет, то есть остаток своей полезной жизни.

В конце зала какая-то женщина закричала на синдебеле:

— Баба! Наш отец! Они отбирают у нас отца! Другие подхватили крик:

— Отец нашего народа! Наш отец умер для нас! Какой-то мужчина запел сочным баритоном:

Почему вы рыдаете, вдовы шангани…

Почему вы плачете, сыновья кротов,

Когда ваши отцы выполняюсь приказы короля?

Это была одна из боевых песен полков короля Лобенгулы, а певцом был мужчина в расцвете сил, с умным лицом и коротко остриженной бородкой, в которой только начала появляться седина. Он пел, и слезы текли по его щекам и исчезали в бороде. В другое время он мог быть индуной одного из королевских полков. Песню подхватили стоявшие рядом мужчины, и господин судья Домашава в ярости вскочил на ноги.

— Немедленная тишина в зале, или я прикажу очистить его, а зачинщиков обвинить в неуважении к суду! — постарался он перекричать певших, но только через пять минут приставам удалось восстановить порядок.

Тунгата стоял молча, едва заметная улыбка блуждала по его губам. Когда охранники выводили его из зала, он отыскал взглядом Крейга и подал ему последний сигнал. Раньше они использовали его только в шутку, после того как померялись силами в борьбе или в другом дружеском соревновании. Теперь Тунгата использовал его со всей серьезностью. Этот жест означал: «Мы равны, счет ничейный». Крейг понял его до конца. Он потерял ногу, Тунгата — свободу. Наконец они были равны.

Сара Ниони поднялась на скамью и протянула к нему поверх голов руки. Тунгата подал последний сигнал и ей: «Скрывайся! Ты в опасности».