Закончив тренировку, Горгид ушел к ручью сполоснуть лицо. Пикридий Гуделин остался на милость Скилицеза. Скилицез гонял чиновника куда жестче, чем грека. Горгид не знал точно почему: то ли потому, что бюрократ был куда менее одаренным учеником, то ли потому, что Гуделин и Скилицез не слишком ладили друг с другом. Горгид услышал, как Гуделин вскрикнул, когда Скилицез хлопнул его плашмя по коленям — как бы желая отомстить за поэму о севере.

Маленькая коричневато-зеленая лягушка сидела в кустах на самом берегу ручья. Горгид бы не заметил ее, если бы она вдруг не квакнула. Он погрозил ей пальцем.

— Ш-ш… — сурово сказал ей грек. — Смотри, веди себя тихо, не то все хаморы из нашего отряда умчатся прочь, спасая свои жизни.

Тут в желудке у грека заворчало.

— Спасайся же и ты, — добавил он, обращаясь к лягушке.

* * *

На следующий день путешественники вышли к большой реке. Псой вспомнил ее название — Куфис.

— Это самая западная точка в Пардрайе, куда я пока что доходил, — сказал он. — Мы на полпути к Аршауму.

Скилицез кивнул в знак согласия. Видессианин не слишком много распространялся о своих странствиях. Но если он владел языком аршаумов так же свободно, как языком хаморов, то, скорее всего, ему доводилось заходить куда западнее реки Куфис.

Река текла с севера на юг. Путники двинулись вверх по течению реки, подыскивая брод. Вскоре они подъехали к груде камней, сваленных на другом берегу и словно бы приготовленных для строительства. Горгид в недоумении поскреб затылок. Что делают строительные материалы посреди пустой, гладкой степи?

Двое из солдат Псоя слыхали что-то об этой груде камней, но помощь их историку была невелика — они именовали это “кучей дерьма богов”.

Скилицез засмеялся, что случалось с ним нечасто.

— Или “хаморская куча”, — сказал он тихо, чтобы солдаты Псоя не слышали. — Это все, что осталось от видессианского форта, который вот уже двести лет лежит в забвении.

— Что?! — воскликнул Горгид. — Империя когда-то простиралась досюда?

— О нет, — пояснил Скилицез. — То был дар Автократора одному могущественному кагану. Но каган умер, его сыновья перегрызлись, и кочевники вновь вернулись к обычаю жить небольшими кланами.

Пикридий Гуделин уставился на обломки и вдруг разразился громким хохотом.

— Вот это?.. Вот эта куча камней — “Глупость Кайросакта”?

— А, так ты тоже знаешь об этом? — вмешался Горгид, явно опережая Ланкина Скилицеза. Офицер, похоже, вообще отказывался верить в то, что Гуделин может знать хоть что-то.

Бюрократ закатил глаза — жеманная гримаса, которая напомнила о столичных ужимках, смешных сейчас, когда великолепные шелковые наряды сменила поношенная дорожная одежда.

— Знаю ли я об этом? О, мой образованный друг! В бухгалтерских школах Видесса это — ходячий пример никому не нужного результата при гигантских расходах. Тысячи золотых были выброшены на искусных ремесленников и камнерезов, собранных со всей Империи! И ради чего? Результат у тебя перед глазами. — Бюрократ покачал головой. — Я уж не говорю о слоне…

— О слоне?!.. — в один голос переспросили Горгид и Скилицез. В Видессе, как и в Риме, слоны были редкими, экзотическими животными. В столицу Империи их доставляли из далеких, почти не известных стран, расположенных к югу от Моря Моряков.

— Ну да, слон. Один из послов кагана увидел слона — надо полагать, на ярмарке, — и поведал своему повелителю о диве. Кагану тоже захотелось взглянуть на диковинного зверя. И Автократор Кайросакт, который, боюсь, выпил в тот день лишку, взял и отправил слона кагану в подарок. О, сколько золота на это ушло!..

Гуделин был расстроен до глубины своей чиновничьей души.

— А дальше-то что?.. — воскликнул Горгид. — Что каган сделал со слоном?

— Разок взглянул и отправил обратно. А что бы сделал ты на его месте?

* * *

— Чтоб мне пусто было. Зачем я так поспешил с бегством? — сказал Виридовикс, подбоченясь. Темная ночь сменилась наконец серой пеленой еще одного облачного утра. Кельт, к своему ужасу, обнаружил, что все это время ехал на восток.

Однако почти сразу же его лицо расплылось в улыбке.

— Что ж, во всем можно найти хорошую сторону, — сказал он сам себе. — Этот дурень ни за что бы не подумал, что я двинусь на восток. Разве что он догадается, что я рехнулся.

При этой мысли Виридовикс прикусил ус, а затем резко повернул на юг, собираясь описать большую дугу вокруг лагеря Варатеша. К вождю бандитов кельт испытывал большое уважение.

— Надо было отплатить ему за это похищение, хотя он и пощадил моих друзей, этот сын вонючего козла, — произнес Виридовикс громко, только чтобы еще раз услышать добрую кельтскую речь. — В один прекрасный день он еще причинит мне немало зла, вот уж точно.

Лошадь заупрямилась и резко дернула головой, когда Виридовикс стал поворачивать ее. Кельт потянул веревку, служившую поводом.

— И не вздумай говорить мне “нет”, милая, — обратился к лошадке кельт, все еще разочарованный своей ошибкой. — Слишком поздно горевать нам с тобой.

Солнце потихоньку пробивалось сквозь густые облака. Дождь начал стихать и вскоре совсем прекратился.

— Наконец-то, хвала богам, — молвил Виридовикс и поглядел по сторонам в поисках радуги. Но ее не было. — Небось Варатеш ее спер, — пробормотал кельт, шутя только наполовину.

Дождь и облака сокращали пределы видимости, и кельту не приходилось так страдать от безбрежности окружающей его степи и собственного одиночества. Но по мере того как погода улучшалась, горизонт все расширялся и расширялся. И вот, как и в первые дни в степи, Виридовикс почувствовал себя ничтожной точкой, двигающейся сквозь бесконечность. Если бы в небе была только одна звездочка — и та не была бы более одинока. Виридовикс пел одну за другой бесконечные песни, только чтобы отогнать гнетущее чувство заброшенности.

Увидев далеко на юге стадо коров, он испустил такой дикий крик радости, что лошади навострили уши. Но спустя мгновение Виридовикс подавил эту радость. Лучше уж быть одному, нежели встретиться с врагами.

— Если я их вижу, то и они, без сомнения, меня видят. Жаль, здесь нет этого маленького грека, посмотрел бы он на меня. Сейчас я хороший пример для его игр в логику.

Через несколько минут это рассуждение было полностью вознаграждено. От стада отделилась горстка хаморов. Всадники быстро приближались.

— И что же они сделают, увидев чужака со всеми этими гладкими лошадьми? — спросил Виридовикс сам себя, но дожидаться ответа не стал.

Заметив тяжелые луки кочевников, кельт омрачился еще больше. Хорошо бы сейчас иметь на голове шлем, на плечах плащ из рыжих лисиц. Это произвело бы на нападающих внушительное впечатление. Одежда Виридовикса была грязной и мокрой, и кельтский вождь оглядел себя с отвращением.