Шнапс таскали в чайниках и кастрюлях. Всю посуду у немцев взяли. А потом уже прикатили пустую бочку и перелили. Немного отлили и спрятали в снегу неподалеку, туда же зарыли бочонок с ромом.

Своим друзьям — соседям по участкам слева-справа, отлили спирта, отсыпали консервов, оттащили, складировали под «пограничной» опорой передач.

Слух о богатстве, которым располагал мой дед-сосед разнесся мгновенно по опорам ЛЭП. И потянулись ходоки вереницей. На каждый пост дед наливал чайник шнапсу, а за продуктами посылал в ДОТ.

Но командование тоже услышало про богатство. И солдаты пьяные стали попадаться, да еще и просить, чтобы им каши «дробь 16» подвезли. Приехали. Тот шнапс, что в бочке оставался, быстро конфисковали, продукты в землянке не тронули, но все добро, что немцы в ДОТе бросили, прибрали и вывезли. А дед с напарником еще долго не спеша потягивали трофейный ром, а когда закончился — перешли на остатки шнапса.

Дед рассказывал эту историю и закрывал глаза, вновь переживая те времена. Ром, по его словам, был восхитительный. Рассказывал, что однажды даже ездил в те места в семидесятых годах. Но так и не нашел ни своей землянки, ни ДОТа, многое изменилось и ЛЭП там больше на деревянных столбах не стоит.

Эх, мне бы сейчас в такую же земляночку с бочонком рома, годовым запасом консервов. Ни тебе чеченцев, ни бандитов, ни их пособников. Только природа. И спать можно пока не посинеешь.

А потом… Потом как будто свет в голове выключили. И я уснул.

Разбудил меня громкий рык Калины. Он за что-то отчитывал дневального. Судя по высказываниям и междометиям, получалось, что провинность была пустяшная, только вот ревел Андрей Калинченко как белый медведь в жаркую погоду.

Убил бы гада!

Он распахнул дверь и заорал с порога:

— Саша, вставай!

— Иди на хрен! Я только лег! — буркнул я, натягивая одеяло.

— Меня чеченский прокурор допрашивал! — он сдернул с меня одеяло.

— Пошли его туда, куда я тебя послал! Уйди, сволочь! — я уже понял, что поспать не дадут. Сел на край кровати, протер глаза, растер лицо.

— Я пойду умоюсь, а потом тебя послушаю.

— У тебя выпить есть? — Калина обшаривал глазами комнату-кабинет в поисках спиртного.

— Ты только для этого меня разбудил? — я начинал злиться. — Тебе здесь что — винная лавка?

— Нет, просто чекисты пьют меньше, чем простые военные. У вас должна быть чистая голова…

— Руки должны быть чистыми! — ответил я. — Чтобы заразу не подцепить. А голова должна быть холодная…

— Ага, а ноги должны быть теплыми, — парировал Андрей.

— Сердце должно быть горячим. Про остальные органы человека «Железный Феликс» ничего нет говорил, — ответил я, умываясь водой из графина.

— Так у тебя есть выпить? — настаивал Калина.

— Выпить есть! — жестко ответил я. — Но если ты мне расскажешь, что разбудил меня из-за какой-то фигни — не получишь ни капли. На твоих глазах выпью стопку, запью кофе и уберу бутылку. Понял?

— Ну, ты и садист! — уважительно отозвался разведчик. — Я бы так не смог. А ты знаешь, что питие в одиночку — это первый признак алкоголизма?

— Ну-ну. А безалкогольное пиво — первый шаг к резиновой женщине. Ты это знаешь?

— Пиво безалкогольное не пью. Это извращение. — Андрей скорчил гримасу.

— Рассказывай, а я подумаю, сэкономить мне спирт или нет. — Я причесал волосы и усы, потом закурил.

— Вызывали меня к начальнику штаба, а там этот старлей. — Андрей показал, какого росточка этот прокурорский работник.

Оно и понятно, что при его медвежьей комплекции чеченский следователь смотрелся пигмеем.

— Ну, этот и спрашивает у меня, мол, а кто руководил операцией?

— И кто руководил? — спросил я.

— Как кто? — удивился Андрей. — Конечно же ФСБ!

— Сдал, значит, нас. Понятно. Минус одна стопка. Давай дальше. — Я понимал уже, куда клонит этот чеченский следователь.

— Но-но! Ты так не говори. Ишь ты! «Минус одна стопка!» Я так тебе больше ничего не скажу!

— А я тебе ничего не налью. Алкоголик-тунеядец. Мало того, еще и «стучит» в прокуратуру!

— Так там были и русские прокурорские. Они с Ханкалы приехали с предписанием или постановлением. Короче, с бумагой приехали. Ни командир, ни начштаба ничего сделать не могли.

— Тоже понятно. Перевели «стрелки» на нас.

— Так затея-то ваша!

— А ты что — испугался?

— Нет. Как было дело, так я и говорил. За спиной у этого чеченца сидел прокурорский, но наш — русский, он корчил рожи, когда я что-то не то нес.

— Значит и в прокуратуре есть нормальные люди. Это хорошо. Дальше. Конкретно, что спрашивал?

— А ты наливай!

— Успеется, Андрюха, успеется! Алкоголь туманит разум, ты чего-нибудь забудешь, или нафантазируешь! И должен же я определить, сколько именно ты заслужил.

— Спрашивал, кто именно командовал группами захвата. Достал фотографии и показал мне их. Там в основном Каргатов и ты. Это те, что менты наснимали. Ну, я… — он замолчал.

— Ну, и ты… — подсказывал я.

— В горле пересохло, — прохрипел Калина, и выразительно потер горло, — смочить надо.

— Потом.

— Не могу говорить. Пойду поищу «смазку». Бывай, садист! — он приподнялся, чтобы выйти.

Я сидел и молча смотрел на него. Спиртного он вот так, с бухты-барахты, сейчас нигде не найдет, поэтому выдержим паузу. И он тоже знает, что вернется сюда же.

— Ну, я пошел? — спросил Андрей.

— Андрей, пока я ничего нового не услышал. Я же сказал, что все у тебя будет, только расскажи. А то возьму бутылку, и пойду к начальнику штаба, он мне все без фантазий расскажет. Годится?

— Вас что в ваших школах, всех так учили? Это же изуверство! — голос у него стал нормальным

— Учили, учили. Учили психологии, анализу, умению прогнозировать.

— Да? — голос скептический. — И что, по-твоему, я ему сказал?

— Ты сказал, что было темно, и ты не разглядел, кто именно командовал группами. И еще, ты врубил такого «дурака», что только, пожалуй, слюну не пускал. Сказал, что у тебя после контузий плохо с памятью на лица, и вообще, страдаешь «куриной слепотой». А также заявил, что справка о контузиях и ранениях есть в твоем личном деле. Так?

— Так, — он задумчиво потер небритый подбородок. — Только вот про «куриную слепоту» я не додумался. А ты откуда знаешь, что я там говорил?

— У тебя это на лице написано.

— Ну, контрразведка, ты и даешь! — он уважительно посмотрел на меня и покачал головой.