Муж фыркает и делает большой глоток.

— Крис, со мной все сложнее. Ты же знаешь, — продолжает Сомер, — меня с этой страной ничего не связывает так, как тебя. У меня все совсем по-другому. Тебе не понять, каково это.

— Что ты имеешь в виду, что тебя ничего не связывает? — уточняет Кришнан. — У тебя муж индиец и дочь индианка, если ты запамятовала.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — выдыхает Сомер, крепко зажмурив глаза и потирая лоб.

— Нет, не знаю. Объясни-ка, пожалуйста. Я вижу этому всего два объяснения. Либо ты не хочешь, чтобы Аша поближе познакомилась с моими родственниками, которые, я тебе напомню, также и ее родственники. Либо тебе не нравится, что она станет чуть более индианкой, чем была. В любом случае, проблема в тебе, а не в ней. Черт! Мы приложили уйму усилий, чтобы вырастить ее. Она теперь взрослый человек, и ты не можешь ничего решать за нее. Ты сама всегда говорила, что мы должны принимать ее такой, какая она есть, поддерживать ее интересы. Господи, да я в ее возрасте сам отправился жить за полмира от дома, но мои родители почему-то не сходили от этого с ума.

— Это другое, — говорит Сомер, у которой на глаза начинают наворачиваться слезы.

— Да ты что?! Это как же? — Его кривая усмешка отчасти скрывает жестокость, которая сверкает в его глазах.

Потому что они были твоими единственными родителями. Они не боялись потерять тебя.

— Вот так, — только и может произнести вслух Сомер.

— Это другое, потому что я приехал в эту фантастическую страну, где только молоко и мед и никто не хочет уезжать обратно? Так, что ли?

Сомер качает головой, и на стол капают слезы. Она не может подобрать нужных слов, которые запали бы в душу Криса, заставили бы понять ее и изменить свою принципиальную точку зрения.

— Я уезжаю 28 декабря, на тот случай, если ты захочешь поехать со мной, — говорит Крис уже спокойным тоном, но тем не менее каждое его слово режет как скальпель.

Сомер смотрит на мужа, не веря своим ушам, а он продолжает:

— Да, я купил билеты. В это время года все уже забронировано, поэтому я не стал испытывать судьбу.

Сомер чувствует, как пустота заполняет ее изнутри.

— Когда… ты это сделал?

— Какая разница? — огрызается Крис и берет стакан. — В сентябре. Сразу после отъезда Аши.

— Ах вот как? Значит, все уже было решено.

Теперь ей все ясно. Это решение, как и решение о поездке Аши в Индию, было принято без ее участия.

— Вот так.

Он встает и с грохотом ставит тарелку в мойку, серебряные приборы лязгают о дно раковины.

— Если хочешь, поехали со мной. Ну или оставайся. Может быть, так будет даже лучше.

* * *

На следующий день Сомер чувствует себя словно в другой реальности. Она осматривает пациентов, читает их медицинские карты, выписывает рецепты. Она делает все то же, что и всегда, но чувствует, как что-то изменилось. Ей кажется, будто привычный мир взяли и сместили с оси. Все, к чему она так привыкла, ускользает от нее. Она не только не нужна Крису и Аше; по всей видимости, им невыносимо само ее присутствие в их жизни, поэтому они даже не делятся с ней своими планами.

В обед она идет в супермаркет «Хоул Фудс» в нескольких кварталах от больницы, чтобы, как обычно, купить упаковку салата и лимонад. На обратном пути из магазина Сомер останавливается у рекламного щита. Она мельком просматривает объявления о требующихся помощниках по выгулу собак, гаражных распродажах и в какой-то момент натыкается на записку о том, что в Пало-Альто сдается помещение в субаренду. Она отрывает клочок с номером телефона и кладет в кошелек. Затем Сомер звонит по номеру из объявления и быстро договаривается обо всем, прежде чем успевает передумать.

Вечером она говорит Кришнану, что не поедет с ним. Тогда же Сомер предлагает мужу несколько месяцев пожить отдельно — возможно, им обоим это пойдет на пользу. Они сходятся на том, что Аше не нужно об этом знать. Сомер готова продолжить разговор, но ее поражает, что мужа новости совсем не удивили.

«Я надеюсь, ты сможешь стать счастливой, Сомер», — вот и все, что он сказал.

После того как Крис поднимается наверх, Сомер остается на диване в гостиной и рыдает. На следующее утро она начинает собирать вещи.

39

ОБЕЩАНИЕ

Мумбай, Индия, 2004 год

Аша

Дадима настаивает, чтобы Аша пошла на мендхи — церемонию окрашивания невесты хной — вместе с кузинами, хотя сама туда не собирается.

— Я уже старая, это не для меня. А вы, девочки, идите и развлекайтесь.

Прия приносит Аше бледно-голубой шифоновый сальвар камиз. К счастью, он не столь помпезный, как наряд, в котором она пойдет на саму свадьбу. По дороге Прия объясняет Аше, что мендхи — это прием, на котором присутствуют только женщины, близкие родственницы и подруги. Они собираются за день перед свадьбой, чтобы украсить руки и ступни невесты рисунками хной. Семья Тхаккар приглашена, потому что мать дадимы была близкой подругой матери миссис Раджай еще со времен Санта-Круза, хотя обеих женщин уже давно нет в живых.

Прибыв к роскошному дому Раджаев, Аша обнаруживает, что предполагаемый для церемонии мендхи тесный круг в данном случае означает, что этим вечером гостей будет всего лишь несколько сотен, а не тысяч, как на свадьбе. В огромном мраморном фойе музыканты исполняют веселую индийскую мелодию на фисгармонии и барабанах табла. В отдалении Аша замечает стол, уставленный шикарными серебряными блюдами, и идет к нему. Прия хватает ее за руку и, едва заметно кивая в сторону просторной гостиной, шепчет, что сначала им нужно поздороваться. Невеста сидит в троноподобном кресле, установленном на специальном подиуме. Одна женщина сидит у ее ног, вторая трудится над руками. Каждая мастерица держит в руке по маленькому пластиковому конусу, наполненному зеленой оливковой пастой. Подойдя ближе, Аша понимает, что женщины рисуют на коже невесты замысловатые орнаменты: цветущую ветвь, идущую от внутренней части руки и обвивающую ладонь, которая покрыта различными завитками и спиралями. Особенно поражает то, что обе художницы мендхи импровизируют, не имея никакого образца перед глазами. По ходу работы они не прекращают беседовать друг с другом и гостями.

— Ну-ка сделайте-ка покрасивее и потемнее, — одна из подруг невесты подзадоривает художницу, рисующую на руках. — Пусть мендхи долго не стирается!

— И постарайтесь, чтобы инициалы были как можно мельче. Пусть поднапряжется, чтобы