Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блаженны трижды смертные, что узрят
Тех таинств непорочных благодать
И уж затем в Аидову обитель
Сойдут. Одни в ней жизнь они обрящут,
Всем прочим в ней лишь горе суждено[15].
Мистическое учение орфизм, связанное с именем мифического поэта и певца Орфея, было распространено во Фракии и Фригии, а истоки дионисийских мистерий, возможно, следует искать на Крите и в Египте. «Священное сердце» Диониса Загрея символизировало бессмертие и переселение душ. Начиная с V в. орфизм и дионисийские мистерии постепенно сливаются с элевсинскими мистериями.
Религиозное влияние Египта больше ощущается в Ветхом Завете, чем в греческой литературе. Доказательства можно найти в Книге притчей Соломоновых и в Псалтири. В III в., благодаря Септуагинте (букв, «перевод семидесяти старцев»; собрание переводов Ветхого Завета на древнегреческий язык), эти египетские идеи соединились в умах греков с семенами, посеянными в них более непосредственно за несколько столетий или даже тысячелетий до того.
В дни Хаммурапи древнее шумерское божество Энлиль заменили богом Мардуком (или древнему божеству дали новое имя Мардук). С последним ассоциировалась Иштар, богиня красоты, любви и плодородия. Иштар считалась богиней Луны, оказывавшей влияние на моря (приливы) и женщин (менструация). Финикийцы привезли ее культ на греческие острова, главным образом на Кипр и Китиру (к юго-востоку от Пелопоннеса). Позже греки начали считать, что она восстала из пены морской возле Китиры (отсюда один из постоянных эпитетов богини, Афродита Китерия). Связь Астарты с Луной вскоре перешла еще на одну богиню азиатского происхождения, Артемиду (Диану, которой был посвящен знаменитый Эфесский храм). Культ Афродиты и Артемиды прочно утвердился в Греции в догомеровскую эпоху.
Нет необходимости далее развивать это мифологическое отступление. Достаточно заключить, что греческая религия была насквозь пронизана иноземными – египетскими и азиатскими – элементами. Вместе с иноземными богами к грекам попадали самые разные иноземные понятия, воспринятые ими без отвращения и почти бессознательно. Разве можно усомниться в богах?
Самый темный час перед рассветом
Цель данной главы – не поучать, а натолкнуть на размышления; она не способна пролить много света на «темные века». Даже если названная эпоха не была «темной» по своей сути, нам известно о ней очень мало. И самым «темным» стал период, непосредственно предшествовавший гомеровскому рассвету. Достоверно нам почти ничего не известно; мы можем лишь гадать, но мы должны гадать, в чем нет никакого вреда, если не считать простые догадки непреложными истинами. Читатель наверняка заметит, что многие наши догадки основаны на фактах сравнительно более поздней эпохи. Поскольку мы не располагаем текстами «темных веков», приходится опираться на более поздние произведения. Остается надеяться, что эти позднейшие свидетельства до некоторой степени отражают более ранние условия.
Думаю, из всех догадок, которые подкрепляют друг друга, можно сделать довольно уверенный вывод о реальности восточного (особенно египетского) влияния на творцов новой греческой цивилизации. Следует соблюдать осторожность и не преувеличивать ни количественной, ни качественной роли этих влияний. С другой стороны, их важность нельзя преуменьшать. Кроме того, всегда необходимо помнить то, о чем мы говорили ранее, а именно: нельзя считать, что эти влияния полностью предшествовали греческой цивилизации. Некоторые из них, безусловно, ей предшествовали, но египетская, вавилонская и греческая цивилизации сосуществовали на протяжении многих веков, поэтому взаимовлияние продолжалось и в золотой век Греции, и даже после него, в эпоху эллинизма и Рима. Более того, иноземные влияния достигли кульминации именно в поздние годы, которые, впрочем, находятся за пределами нашей тематики.
Оппоненты, не склонные придавать большого значения египетскому влиянию, наверняка возразят, что древнегреческие путешественники никогда не изучали египетские иероглифы. Поэтому им приходилось полагаться на сплетни или переводчиков. Вероятно, так и было; верно и то, что переводчики часто бывают ненадежны. Однако и переводчики иногда говорят правду, во всяком случае, достаточно правды, чтобы навести людей умных на верный путь. Истории, записанные Геродотом достаточно поздно, или истории, записанные еще на шесть веков позже Плутархом, содержат много ошибок. И все же невольное восхищение вызывает тот объем правды, какой им удалось передать. Судя о прошлом, мы не должны забывать, сколько противоречий и неясностей содержится даже в самом распространенном предании. Что же касается иероглифов, греки разделяли свое невежество со всеми египтянами, за исключением очень немногих. Едва ли даже все жрецы умели читать иероглифы. Достаточно вспомнить, какими невежественными были многие христианские священники в Средние века, хотя выучить латынь гораздо проще, чем читать тексты, написанные иероглифами или иератическим шрифтом. На одного египтянина, способного расшифровать Книгу мертвых, были тысячи, которые знали лишь суть данной книги. Ее содержание излагалось в пересказе; точно так же многие знатоки устной традиции передавали ее дальше. В VI в., когда взаимовлияние Греции и Египта заметно усилилось, перелив знаний из египетских сосудов в греческие пошел стремительно. Можно не сомневаться, что одной из причин такого взаимовлияния был долгий инкубационный период, шедший тысячу или более лет.
Друзья Древней Эллады, которые не выносят никакой критики по отношению к ней, любят настаивать на глубокой разнице между прикладными, эмпирическими, фальсифицированными знаниями египтян и вавилонян, с одной стороны, и рациональной наукой греков – с другой. Полагаю, те, кто прочел мой краткий очерк древнеегипетской и шумерской науки, уже способны ответить на подобные доводы. В древней науке многое было подлинным и достойным восхищения, кое-что находилось на более высоком уровне, чем в древнегреческой науке. Несправедливо преувеличивать иррациональные аспекты науки Древнего Востока и сравнивать их с самыми рациональными аспектами науки Древней Греции, обходя вниманием древнегреческие мистерии и прочие проявления иррационального.
Дж. Бернет задавался вопросом: если греки стольким обязаны своим восточным предшественникам, как вышло, что прогресс у греков не шел более стремительно? Это очень умный, но обоюдоострый вопрос. Сомневаюсь, что на него можно дать исчерпывающий ответ, и все же… Греки восприняли не самую лучшую и не самую полную традицию (да и как могло быть иначе?), но лишь намеки. Можно также сказать, что греки не были готовы сразу усвоить такую традицию, не говоря уже о том, чтобы ее усовершенствовать. Преподавание – всегда дорога с двусторонним движением; многое зависит от учителя, но почти столько же –