Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пока все вроде бы указывает на самоубийство.
Итак, Пелиссон мертв, а значит… Значит, сведения о том, что он совершал убийства, уже не имеют никакой ценности. И значит, у Дассонвиля полностью развязаны руки.
– Он меня переиграл, – мрачно промолвил Осетров. – Мне стало известно, что вчера после нашей встречи генерал отправился вовсе не в театр, а к сыну на улицу Монморанси. О чем они говорили, мне неизвестно, но когда Дассонвиль вышел, он казался взволнованным и споткнулся на тротуаре. Вечером его сын рассчитал всю прислугу и выплатил им даже больше, чем они должны были получить. Когда утром он не явился на работу, к нему послали курьера, но тот не смог достучаться до Пелиссона. Кто-то из соседей вспомнил, что слышал громкий хлопок незадолго до полуночи. В конце концов, дверь сломали и обнаружили труп с простреленной головой… Как вы думаете, госпожа баронесса, он сам решился на самоубийство или ему приказал отец?
– Приказал – нет, вряд ли, – ответила Амалия, поразмыслив. – Посоветовал, настойчиво намекнул… что-нибудь в этом роде.
– Да уж. – Осетров вздохнул. – Никогда я не мог подумать, что Дассонвиль отважится на подобное. Надо отдать ему должное, времени зря он не терял: я объявлен персоной нон грата и мне предписано покинуть Францию в течение двух дней.
– А что насчет меня?
– Официально против вас ничего нет, госпожа баронесса. Но вы наверняка понимаете, что иметь такого врага, как генерал Дассонвиль, – большая роскошь, которую не каждый может позволить.
– Я учту, – мрачно сказала Амалия.
– Хорошо. Приезжайте к нам, для вас есть кое-что.
В посольстве Амалию ждал пакет от Багратионова, в котором генерал требовал отчета о том, чего ей удалось добиться. Подавив соблазн отправить шифрованную телеграмму с текстом «Ничего», Амалия остановилась на другом варианте – «Работа продолжается. Ждите известий». Так как генерал теперь требовал, чтобы в сообщениях использовался новый шифр, у нее ушло едва ли не полчаса на то, чтобы зашифровать два коротких предложения.
Покинув посольство, Амалия задумалась о том, чем ей заняться, и решила отправиться туда, где жил покойный Пелиссон. Улица Монморанси казалась респектабельной и довольно тихой, здесь не было ни омнибусов, ни шумных трамваев, зато попадалось много вывесок ювелирных лавок. Дом, в котором находилась квартира Пелиссона, ничем не выделялся среди прочих. На первом этаже находились ювелирная лавка, булочная и магазин игрушек. Таблички возле входа указывали, что среди жильцов имеются вышивальщица вееров, гравер и доктор. Немолодой консьерж, у которого одна нога была деревянная, стоял на крыльце и, попыхивая трубкой, разговаривал с булочником и молодой женщиной, судя по ее виду – горничной одного из жильцов.
– Репортеры теперь повадились ходить, – говорил консьерж. – И вот что странно: вроде все из разных газет, а вопросы задают одни и те же. Хорошо ли я знал месье Пелиссона, не бросила ли его женщина и не слышал ли я звук выстрела. Откуда же мне слышать? Его квартира в другом конце здания.
– А где его окна? – с жадным любопытством спросила горничная.
В ее тоне чувствовалось неприкрытое торжество, что незнакомый ей Пелиссон, живший как буржуа, имевший приличную работу и вовсе не бедствовавший, умер, а она, только два-три месяца назад покинувшая свою деревню в Берри или Нормандии, жива, здорова и даже не собирается умирать. Амалия собиралась поговорить с консьержем, но теперь, при взгляде на его слушателей, у нее пропала всякая охота. Она резко повернулась, чтобы уйти, и едва не столкнулась с господином, который стоял позади нее.
– Мадам! Я прошу прощения… Боже мой, это вы?
Узнав Марселя Лакомба, Амалия испытала довольно странное ощущение. Вот, к примеру, встречаете вы человека, который вам скорее симпатичен, и вдруг обнаруживается, что он карточный шулер, или бросил жену с тремя детьми, или обобрал беспомощную старушку. По мысли баронессы Корф, появление ресторатора на улице Монморанси именно тогда, когда она сама туда приехала, никак не могло быть простым совпадением, и она не собиралась даже притворяться, что верит в подобные случайности.
– Нет, – твердо промолвила Амалия, глядя в лицо Лакомбу своими безжалостными золотыми глазами, – этого не может быть!
От нее не укрылось, что ресторатор смутился.
– Вы следили за мной? – требовательно спросила Амалия.
– О нет, мадам! – Лакомб смутился еще больше. – Собственно говоря… я приехал сюда из-за некоего Пелиссона.
– Некоего?
– Вы вряд ли его знаете, – поспешно добавил ее собеседник. – Ко мне в ресторан ходит один полицейский, и он сказал мне, что Пелиссон покончил с собой.
– Вам-то что за дело до этого?
Лакомб замялся.
– Видите ли, – проговорил он, – человек, о котором мы говорим, убил мою сестру. То есть я так думаю.
Амалия поглядела на лицо ресторатора, пытаясь уловить хоть малейший признак фальши, – но тщетно. Между Лакомбом и Сергеем Васильевичем было очень мало общего, но все же баронесса Корф уловила нечто знакомое – какую-то нотку, интонацию, гримасу, которая поразительно напоминала о Ломове, а точнее, о его настрое в тот момент, когда он пришел к Амалии и дал ей понять, что враг, некоторым образом придававший его жизни дополнительный смысл, исчез.
– Просто поразительно, – сказала Амалия. – Если вы не против, я приглашаю вас вон в то кафе на углу улицы, и мы поговорим о вашей сестре.
Они сели на террасе, и баронесса Корф спросила себе чашку кофе. Лакомб последовал ее примеру.
– Понимаете, – начал он, – у меня нет никаких доказательств. Помните, я говорил вам, что три года назад унаследовал дело?
– Да, теперь я припоминаю, – сказала Амалия, размешивая кофе.
– Мой отец был женат дважды. – Лакомб едва заметно поморщился. – Моя мать умерла от чахотки, когда мне было десять. Через некоторое время мой отец женился на вдове с капиталом. Она родила ему дочь, а на деньги жены он купил сначала один ресторан, а затем другой. Я не должен был их унаследовать – они должны были отойти Дезире.
– Вашей сестре?
– Да. А потом ее не стало.
– Почему вы думаете, что ее убил Сезар Пелиссон? – спросила Амалия.
– Все произошло во время лодочной прогулки по Сене. Одна из лодок опрокинулась, и Дезире пошла ко дну. Сезар Пелиссон и еще два человека выплыли. Позже девушка, которая плыла в соседней лодке, рассказала мне кое-что. Ей показалось, что она видела, как Сезар держал голову Дезире под водой. Он утопил мою сестру, понимаете? Она плавала очень хорошо, она бы выплыла, тем более что река в том месте была спокойной.
– Боюсь вас огорчить, – вполголоса заметила Амалия, – но с такими подозрениями, да еще со свидетелем, надо идти в полицию.
– Та девушка не была уверена. Она говорила: «Мне казалось». И потом, у нее было не то ремесло, с которым обращаются в полицию. Понимаете, да? Ей бы сказали, что она пытается оболгать почтенного человека.