– Мы столько слышали о твоих увлечениях, Кристофер, и ждали, что ты придешь, ну, хотя бы в тюрбане и набедренной повязке, а то и вовсе станешь левитировать и глотать гвозди.

На моем лице маска суровой невыразительности, но я понимаю, к чему клонит Ронни. Следовало ожидать, что рано или поздно он эту тему затронет.

– То есть мы слышали – как и весь Нью-Йорк, – что ты познаешь йогские тайны.

– Тайны йоги, – невольно и даже зло поправляю я. Когда ты только на ранних стадиях Познавания и пышешь энтузиазмом, подобные ошибки воспринимаешь как попытки поддеть тебя. В непросвещенности окружающих видишь агрессию, палки в колеса.

– Йоги так йоги. – Ронни с притворным благодушием уступает моему педантизму. – Говорят, ты занимаешься с одним сказочным человеком, жившим на Тибете.

– Как выяснилось, на Тибете он не провел ни минуты. – Превозмогая острую усталость, я улыбаюсь Ронни и осторожно, терпеливо продолжаю: – Йогой мы с ним не занимаемся, гвоздей не едим и не левитируем. Вообще ничем не занимаемся. Просто дружим.

– Понятненько. – Ронни изображает смирение, хотя на самом деле рад, что сумел меня разозлить. – Вообще, знаешь, все эти истории о тебе звучат как-то надуманно.

Я бы забыл свои убеждения и высказал ему нечто по-настоящему пылкое, если бы не Пол. Со скукой в голосе он произносит:

– Полагаю, речь об Августусе Парре?

– Ты его знаешь? – Я так удивлен и заинтригован, что забываю о Ронни.

Пол и не думает угождать мне.

– Как-то читал его книгу, – говорит он с той же усталой непринужденностью. – В тунисской больнице, – добавляет для других, не для меня, – где лечился от ужасного сифилиса, который подцепил от Бабс. Она-то заразилась от арабского гида, а ведь у обитателей Сахары эта болячка особенно дурная, они там к ней привыкли и, разумеется, не чешутся, но если ее подхватит иностранец, то ему крышка… Сказать по правде, Бабс мне ту книгу и одолжила.

Ронни восторженно смеется.

– Бабс? Ну еще бы, кому, как не ей, читать такое! – Тут он видит, что перегнул палку, и спешит оправдаться: – Вечно она читает книги, в которых и слова не может понять.

– Не знаю, что там было такого непонятного, – говорит Пол. – Лично мне показалось, что книгу понял бы и десятилетний ребенок.

– А вот тут, мой дорогой, мы должны принять твое суждение на веру. Ты определенно знаешь о десятилетних детях – обоего пола – больше любого из сидящих за этим столом.

– И как тебе книга? – спрашиваю я, объединившись с Полом против вредности Ронни.

– Боюсь, у меня нет права рассуждать о книгах с тобой. – Пол произносит это с притворной скромностью и чуть насмешливо, но не стремясь меня обидеть. Тут вообще угадывается двойной блеф; он делает вид, будто оспаривает мои притязания на авторитет в мире литературы – лишь затем, чтобы посмеяться над глупостью Ронни и Рути; и смотрит, догадаюсь ли я об этом. Он словно сигнализирует мне: будь мы с тобой наедине, ломать эту комедию не стали бы.

Однако Ронни вовсе не так глуп и тоже уловил намек, потому что вклинивается:

– Ложная скромность тебе ничего не даст, мой дорогой!

– Нет, но ты скажи мне, – не отступаю я, решительно настроенный оставаться на стороне Пола, даже если ему это не нужно.

– Хорошо, если ты правда хочешь знать… Мне книга показалась очень неубедительной. Парр постоянно сравнивает одно явление с другим и наивно думает, что это что-то доказывает.

– Не очень-то понятно, мой дорогой, – язвительно замечает Ронни.

– Наверное, я понял, что ты имеешь в виду. – (Я и в самом деле искренне поражен проницательностью Пола.) – Если на то пошло, критика здравая, не отрицаю. За Парром и впрямь такое водится: он берет некую метафору, чтобы проиллюстрировать какую-нибудь свою гипотезу, а потом, раз уж эта метафора воплощает некоторую доказанную научную истину, он склонен предполагать, будто это автоматически подтверждает его гипотезу. – Приятное, краткое и точное резюме. Чувствую себя важным и благодушным. Пусть Пол увидит: союзник я внушительный.

– Боюсь, ты говоришь нечто, что недоступно нашим бедным маленьким головушкам, – натянуто улыбается Ронни. Ему не по душе, как развивается беседа. Рути же улыбается мне; ее взгляд остекленел. Она, к своей чести, не делает и малейших попыток понять, о чем мы толкуем, и в этом, как ни абсурдно, она интуитивно dans le vrai[83]. Застольные разговоры об Августусе Парре, столь богатые на аллюзии, напомнили мне Библию и как Мария благую долю избрала[84]; я начинаю смеяться, глядя на Рути. Вскоре она и сама смеется, да так громко, будто поняла, что у меня на уме. Наш смех ободряет Ронни: он решил, что я вернулся в подобающее встрече расположение духа, и присоединяется к нам.

А вот Пол остался за бортом. Мне хочется вернуться к нему и теме нашей беседы. Спрашиваю:

– Давно ты интересуешься… ну, тем, о чем пишет Парр?

Возможно, я говорю покровительственно, потому что Пол тут же закрывается.

– Я и не говорил, что мне это интересно. На самом деле мне подобное кажется полной чушью. Да так оно и есть, я знаю.

Обычно подобные нападки заинтриговали бы меня, но сейчас я зол и разочарован. Дурачок, думаю, знает он, видите ли! Да и я хорош, полез на гору собственных предубеждений, ему навстречу, чтобы встретиться посередине… а он меня так грубо отшил! Мысленно пожимаю плечами и с самой своей дружелюбной физиономией оборачиваюсь к Ронни, который говорит:

– Кристофер, ты должен мне сказать, потому что я сгораю от нетерпения: правда ли Гарбо[85] – само чудо? Какая она на самом деле?

Мы начинаем голливудскую игру, и я рассказываю анекдоты: в моем исполнении они звучат очень смешно и аутентично. Я, такой банальный, сам себе противен, а Ронни все выкрикивает: «О, как чудесно, прямо не верится!» Время от времени я поглядываю на Пола. Он сидит с каменным, непроницаемым лицом.

Когда обед закончен, я уже готов устроить гостям тур по студии. Не слишком ли Рути для этого пьяна? Может, лучше оставить ее у меня в кабинете? Однако Пол категорично, словно ничего запланировано не было, заявляет:

– Идем, Рути, милая, время красавице уснуть! Не забывай, к нам в пять придут гости на коктейль.

– Но, Пол, – недоумевает Ронни, – мы же договаривались!

– Сходишь как-нибудь потом, – говорит ему Пол, как будто меня тут и нет. – Сейчас от тебя требуется купить выпивку, пока я укладываю Рути в постель.

– Мне ужасно жаль, Кристофер. – Ронни смотрит на меня беспомощно, моля о прощении. – Может, в другой день?

Отвечаю ему холодно:

– Может. – Нелепо, конечно, но я в ярости. Гости уходят, избавив меня от того, чего я так страшился: теперь не придется умирать со скуки, нянчась с ними остаток дня. Язвительно добавляю: – Все равно Полу не понравилось бы. Он наверняка видел все это раньше, ему не